В дальнейшем я повторяла чужие слова и фразы просто потому, что чувствовала: на эти звуки надо дать какой-то ответ. Повторяя то, что говорят другие, я как бы говорила: «Смотрите, я умею общаться – я ведь тоже произвожу такой же шум, как и вы!»
Возможно, дети с эхолалией постепенно овладевают речью именно потому, что хотят каким-то своим способом достучаться до внешнего мира и показать, что умеют общаться, хотя бы повторяя чужие слова.
В поддержку родителей, чьи дети так и не заговорили, могу поделиться тем, чему научило меня сочинение песен. Для меня слова всегда вырастали из музыки и были от нее неотделимы. Речь звучала для меня как набор звуков – но порой мой мозг как-то подсознательно считывал ее значение, и, даже ничего не понимая, я реагировала так, как от меня ожидали.
Сознательное мышление и понимание начинается с чувств – и с растущей способности сознавать свои чувства и доверять им. Аутич-ные люди, отрешенные от всего окружающего, так же испытывают чувства; но их чувства развиваются в изоляции, их невозможно выразить обычными словами – а большинство людей не умеют слушать ничем, кроме ушей.
Очерк языка «моего мира»
Не берусь утверждать, что смысл моих стереотипных жестов и действий тот же, что и у других, пользующихся такими же жестами. И тем не менее, хотя словами я говорю на языке «их мира» – жесты были и остаются для меня более важным языком «моего мира».
Иногда эти жесты были более или менее намеренными, хотя и совершались бессознательно. В других случаях – навязчивы, совершались против воли, однако и тогда были явным образом связаны с какими-то психо-эмоциональными стимулами. Многие из них использовались исключительно для само-успокоения, достижения чувства безопасности, снятия невыносимого напряжения и досады. В других случаях, хотя и казалось, что жесты эти направлены на меня саму, за ними стояло желание начать общение или понять что-то в «их мире». Понимание этого ускользало от меня до последнего времени; сейчас мне удалось сознательно, свободно и с добрыми чувствами обдумать свое необычное поведение в детстве. Только намеками и символами осмеливалась я «сказать» нечто «слишком важное», чтобы говорить об этом напрямую. Такова была загадочная природа моей парадоксальной ловушки.
На случай, если значение этих жестов поможет кому-то из «вашего мира» понять мой язык и научиться общаться с узниками своей внутренней тюрьмы так, как они готовы и способны – поясню вкратце и в самых общих чертах, что эти жесты для меня значили.
У меня это было частью навязчивого поведения; однако была у него и психо-эмоциональная сторона. Я устанавливала связи между вещами. Показывала, что между двумя или более предметами могут существовать какие-то отношения. Самым объективным, конкретным и неопровержимым образом – через предметы – я снова и снова доказывала себе, что такая связь возможна, что она существует, что, возможно, в один прекрасный день я научусь чувствовать и принимать такие отношения и в «их мире». Я всегда ощущала себя внутри этого мира предметов.
Раскладывая предметы «по полочкам», я убеждалась в том, что у каждого из них есть свое место – и это давало надежду, что и я когда-нибудь найду свое неоспоримое место, почувствую себя частью «их мира». Кроме того, упорядочивая предметы, я делала это символическое представление «их мира» более понятным.
Чувство постоянства. Уверенность в том, что вещи остаются одними и теми же достаточно долго, чтобы понять их неотъемлемое место в той сложной ситуации, которая окружала меня.
Как круги или границы вокруг меня, они символически оберегали от вторжения «их мира» в мое личное пространство.
Моргание у меня было нервным тиком, связанным с синдромом Туретта; но, кроме этого, на подсознательном уровне я использовала его как элемент процесса обработки зрительной информации. В первом случае моргание возникало в ответ на сверх-стимуляцию и эмоциональный стресс. Во втором – моргание превращало то, что я видела, в своего рода «раскадровку»: замедляло, отстраняло и, следовательно, делало не столь угрожающим. Нечто похожее испытывала я также, если очень быстро включала и выключала свет (хотя в других случаях это был чисто бессознательный поведенческий тик).
Похоже на предыдущее; но к этому добавлялось щелканье выключателя – безличная и доступная связь с явлениями внешнего мира, как звонок или музыка. Щелканье выключателем дает также приятные тактильные ощущения, чего не бывает при других прикосновениях, и чувство безопасности. Чем более ритмично и предсказуемо это происходило, тем увереннее я себя чувствовала.