Никто об этом не узнает

«Бэшки» загоготали. Фадеева тут же, не сводя с нее насмешливых глаз, подплыла к Максиму, взяла под руку.

— О, Макс, это и есть та самая доярка, про которую ты рассказывал?

— Та самая, — буркнул он.

— Ну-у-у, Макс, не такое она и страшилище, как ты говорил, — протянул Ренат, обходя ее кругом.

— Эй, доярка, — крикнул Кирилл Ладейщиков с дальней парты, — повернись задом, заценим тебя со всех сторон.

— Ага, — поддакнул Ник, — покажи-ка нам жопу, может, хоть она у тебя получше, чем табло.

Класс дружно грохнул в едином протяжном хохоте.

— Але, колхоз, — выступила Кристина, — ты оглохла или как? Давай-давай, крутись на месте, очень хочется тебя разглядеть как следует, — потом повернулась к Максиму и спросила с усмешкой: — Она тупая? Или непослушная?

Затем Кристина обернулась к классу:

— Ну что, мальчики? Будем дрессировать собачку?

Все одобрительно загудели, зачмокали. Кирилл Ладейщиков встал из-за парты и подал знак Никите Лужину. Тот ухмыльнулся и тоже приподнялся. Но Максим их опередил — убрал руку Кристины и медленно двинулся к доске.

«Да что же ты за дура такая!» — думал. Она, вцепившись в сумку и прижав ее к груди, смотрела на него в ужасе и пятилась, пока не уперлась спиной в доску. Подойдя совсем близко, остановился буквально в шаге. Чувствовал, как за спиной все замерли в ожидании шоу.

— Я же тебя предупреждал, дура.

Она смотрела на него, словно затравленный зверек.

— Пошла вон отсюда.

Она отлепилась от доски и вылетела из аудитории. Класс разочарованно простонал.

— Макс, зачем ты ее прогнал? Надо было сперва преподать ей урок дрессировки, — скисла Кристина. — Или вот Ник с Киром бы…

— Явницкий такое шоу слил… Пожалел сестренку, да, Явницкий? — хмыкнул Шилов.

— Запомни, Шило: она мне не сестра. Это раз. Я вообще никогда никого не жалею. Это два. А шоу сам себе устраивай. Или плати. За просто так тебя никто здесь развлекать не будет. Веек?

— Как скажешь, — усмехнулся Шилов.

Спустя минуту эта дура снова вернулась в класс, но уже в сопровождении Аллочки.

— Ребята, с сегодняшнего дня с вами будет учиться Алена Рубцова, она…

— Да, знаем, знаем, — перебила ее Кристина, — познакомились уже.

— А, ну хорошо, — улыбнулась Аллочка. — Проходи, Алена, садись на любое свободное место.

Но она не двигалась, продолжая неподвижно стоять у доски. Свободных мест в классе было предостаточно, но совсем пустых парт — ни одной. Многие просто предпочитали сидеть поодиночке. Лишь некоторые занимали парту вдвоем, вот как Максим с Кристиной.

— Алена, ну что ты? Смелее, — подбодрила ее Аллочка. — Садись вон к Никите.

— Даже не смей! — встрепенулся Ник.

— Лужин! — выкатила на него глаза классная. — Это что еще за фокусы?

— Я не буду с ней сидеть. Не выношу запаха навоза.

— Лужин! — вскричала Аллочка, но дальнейшие ее слова потонули в дружном хохоте.

А потом вдруг подал голос Шилов:

— А пусть ко мне садится.

— Эй, Шило, смотри, запахи имеют свойство впитываться. Не провоняй там, — крикнул ему Ладейщиков.

Аллочка взглянула на Шилова с благодарностью.

— Садись, Алена, к Стасу.

Та послушалась. Под улюлюканье и смешки прошла к парте Шилова и села рядом.

— А с тобой, Максим, я хочу поговорить после урока.

— Опять? — скривился Максим.

— Что-то вы, Алла Геннадьевна, слишком часто стали оставлять Макса после уроков для так называемых бесед, — подала голос Кристина. — Это навевает подозрения.

— Ты о чем, Фадеева? — вытаращилась на нее Аллочка. — Что за намеки?

Но Кристина молча смотрела на классную и ухмылялась, заставляя ту еще больше нервничать. Максим улыбнулся подруге и легонько сжал под партой ее коленку.

После урока он все же задержался. Хотя примерно представлял себе, о чем пойдет речь.

— Максим, почему ты позволяешь своим одноклассникам обижать твою сестру?

— Нет у меня никакой сестры, ясно?

— Ну как же… Максим, как ты мог спокойно терпеть, когда твои друзья такое говорили о девушке? Ведь у тебя, я знаю, среди них авторитет… Стой… Неужели… Неужели они это делали по твоей просьбе?

— Да, — равнодушно ответил он.

Ему не нравилась Аллочка. Как женщина, как учитель, как человек. Ничего такого уж плохого, в принципе, она не делала, но отчего-то раздражала безмерно. Он считал ее глупой и, что еще хуже, назойливой и инициативной. А заметив, как легко та выходила из себя, как бурно реагировала на двусмысленности, забавлялся этим чуть ли не каждый урок. Иногда «шутил», заставляя ее краснеть, а порой говорил совершенно жестокие, циничные вещи. Но это было в прошлом году. В одиннадцатом классе бывшие забавы почему-то утратили для него привлекательность. Аллочку он почти не трогал, грубил, лишь когда она сама цеплялась. А вот сейчас вдруг захотелось ее шокировать. И получилось. С минуту она смотрела на него, округлив глаза. Затем тряхнула кучерявой головой:

— Не могу поверить. У меня просто это не укладывается в голове. Есть ли вообще предел твоей гнусности?

Затем она отошла к окну и, выдержав паузу, сухо сказала:

— Я хочу поговорить с твоим отцом.

— С ним все хотят поговорить, — хмыкнул Максим.