Александра Адорнетто

НИМБ

Фрау Хале — за то, что научила меня действительно важным вещам

Не умолкай, мой ангел!Ярким светом Ты озаряешь эту ночь, подобноКрылатому посланнику боговНад головами удивленных смертных,

Что широко открытыми глазамиСледят, как он парит под небесами.Уильям Шекспир«Ромео и Джульетта»[1]

Милый, я вижу нимб над тобой,

Знаешь, ты мое спасительное благоволение…

Бейонсе «Нимб»

Глава 1

ВНИЗ

Наши планы претерпели некоторые изменения. Когда мы приземлились, еще не рассвело, и в тумане горели уличные фонари. Мы полагали, что наш спуск останется незамеченным, и нам это почти удалось, если не считать невольного свидетеля — тринадцатилетнего разносчика газет.

Мальчик в куртке с капюшоном ехал на велосипеде со своим бумажным грузом. Казалось, паренек играет сам с собой в игру, пытаясь точно определить, с какого расстояния нужно бросить газету, чтобы попасть точно в цель. Когда очередной туго скатанный рулон шлепался на подъездную дорожку или веранду, подросток самодовольно улыбался. Терьер Джека Рассела облаял его из-за ворот: мальчишка вскинул голову и увидел нас.

В это же самое мгновение столб белого света унесся в облака, оставив посреди дороги нас — трех странных незнакомцев. Несмотря на человеческий облик, что-то явно напугало подростка. Наверное, причиной послужила наша мерцающая кожа или одеяния, превратившиеся в лохмотья после бурного спуска. А может, наши мокрые волосы или то, как мы недоуменно разглядывали свои тела. Так или иначе, разносчик потерял равновесие и свалился с велосипеда в канаву. Однако быстро вскочил и замер, будто к месту прикованный. Его раздирали страх и любопытство. Мы в унисон протянули к нему руки, надеясь успокоить юное человеческое создание. Однако забыли улыбнуться и вспомнили об этом слишком поздно: паренек уже развернулся и бросился наутек.

Пребывание в физическом теле ощущалось нами как нечто чуждое и непонятое. Я, например, напоминала себе машину или сложный механизм, требующий постоянного управления. Мышцы одеревенели, ноги подкашивались, как у младенца, а глаза пока не приспособились к земному сумраку. Что ни говори, а мы прибыли оттуда, где сияет ослепительный свет!

Габриель приблизился к велосипеду, переднее колесо которого до сих пор вращалось, поднял его и прислонил к ограде. Он решил, что позже хозяин вернется за ним.

Я представила, как мальчик врывается домой и выкладывает свою историю ошеломленным родителям. Мать наверняка откинет волосы со лба сына и проверит его температуру. Сонный отец выскажется по поводу разума, способного сыграть с человеком злую шутку.

Найдя Байрон-стрит, мы побрели по тротуару в поисках дома номер пятнадцать. Наши органы чувств подвергались суровой атаке: краски этого мира стали чрезмерно яркими, как на огромной палитре художника. Кроме того, абсолютно все обладало своеобразной структурой и формой. Ветерок обдувал лицо. Он был как живой. Открыв рот, я пробовала на вкус свежий воздух. К острому аромату сосен и океана примешивались запахи бензина и тостов. Бьющееся о скалы море грохотало, как стадо бегущих животных. Я различала каждый звук — вот в машине включили зажигание, где-то захлопнули дверь, а неподалеку заплакал ребенок. Старые качели мерно скрипели на ветру.

— Ты научишься защищаться, — произнес Габриель.

Он напугал меня: ведь дома мы общаемся мысленно. Как выяснилось, человеческий голос Габриеля звучал низко, гипнотически.

— Когда? — мелодично спросила я и вздрогнула, услышав пронзительный крик чайки.

— Скоро, — ответил он. — Наберись терпения и не противься.

Байрон-стрит поднималась вверх, и в самом высоком месте мы узрели наше новое жилище. Оно мгновенно очаровало Айви.

— Ой! — И она в восхищении захлопала в ладоши. — У дома даже есть название!

И действительно, на медной дощечке темнела изящная гравировка: БАЙРОН. Позже мы узнали, что и соседние улицы носили имена английских поэтов-романтиков: Китс-гроув, Кольридж-стрит, Блейк-авеню. Значит, теперь «Байрон» будет нашим укрытием и святилищем. Здание, построенное из песчаника и увитое плющом, стояло в глубине и было окружено железной оградой. Гравиевая дорожка вела к георгианскому фасаду особняка. Во дворе высились величавые вязы и росли гортензии: их пастельные головки слегка покачивались. Мне здесь сразу понравилось. Дом мог выдержать что угодно.

— Бетани, дай ключ, — вымолвил Габриель.

Я начала рыться в глубоких карманах платья.

— Сейчас…

— Надеюсь, ты его не потеряла.

— Мы, между прочим, свалились на Землю, — возмутилась я.

Айви рассмеялась.

— Он у тебя на шее висит!