Нина Горланова в Журнальном зале 2004-2006

Да сейчас этих стенгазет полно — в интернете, они только по-другому названы. Платишь за страничку и трясешь на нее, что голова намолола.

Да мы сами видим, что слово как было напоено таинственными энергиями и любимо сердцем нашего человека, так и нынче!.. Вспыхивают названия фирм — причудливые, колдующие. “Колизей”, “Динара”. Что им Колизей этот? Все эти звучные напевы? А раскидывают звуки, как тенета, чтобы удача запуталась в них, приворожилась сюда, не пролетела мимо...

Но вернемся к той — не виртуальной! — стенгазете 1975 года. Помпи сказал: мол, Сервантес до этого в мусульманском плену был, там и стал человеком (все время Вася сидел на корточках, но не как заключенный, а как готовый к прыжку боец).

Тут бесцветный Валуйский, муж Серафимы, стал заметен. Он окрасился в цвета интереса к разговору, как любопытный осьминог.

— По неписаному протоколу... мусульмане предлагают пленному стать сторонником Магомета. — Он быстро сбился на ровный тон лектора-атеиста.

С его изысканным профилем, аристократическим назальным призвуком в речи и продуманным откосом щек муж Серафимы был сразу вознесен в общем мнении как утонченное украшение ее. Умные вещи он говорил с видом дарения. Он ведь не сам их выдумал, но произносил так, словно они только что завелись внутри его сознания. Невидимый шлем колонизатора среди невежественных туземцев — вот что слегка раздражало. Когда же Вязин вякнул, что “информация — это вырожденная истина

”, Валуйский поджал сочные губы, что на языке обычного человека выражало: “Я просто взвился на дыбы”.

— Не понимаю, какая еще истина может быть поставлена против фактов, — отрезал он.

Это все было вчера. Несмотря на шероховатость с Валуйским, всем было очень ничего — в то время свирепствовала эпидемия сдержанности (они стеснялись признаваться в собственной великой удаче, что вслепую нашли друг друга). Серафима в конце сказала:

— Древние греки могли всплакнуть, расставаясь на ночь и нисколько не стесняясь, потому что ночь для них...

— Одна из личин хаоса, — продолжил Вязин.

По предложению Вязина все тут же всплакнули друг у друга на груди. И лишь один Баранов рыдал искренне, самозабвенно, выкладываясь: сегодня ничего так и не было, хотя универсам по-прежнему стоял в нескольких шагах от этого дома со своим заманчивым винно-водочным отделом.

— А где барышня? — поинтересовался Вася (барышней он звал пятилетнюю Серафимину дочь).

Моника вышла из детской, встряхивая два коробка спичек (самодельные маракасы) и напевая “Естедей” — нудно, без слуха.

— Я хочу порыдать у тебя на груди, — сказала Марта Монике.

— Не надо! — надевая на Марту пальто, сказал Валуйский. — Мы ее сейчас будем загонять в постель. Она, конечно, знает, что вы завтра все придете, но для этого надо поспать. Сон для того и есть, чтобы “завтра” пришло!

Все начали тут же уверять Монику: да-да, конечно, сон — это такие силы, которые притягивают “завтра”... Все знали, что Моника плохо спит.

Когда проходили мимо универсама, Баранов прикинул: завтра, в случае чего, если пошлют — беспочвенная надежда никогда в нем не умирала. Если пошлют гонца...

Марта шла с острой надеждой: завтра она снова увидит Васю в неожиданной роли. Сегодня он взял Монику на руки и сказал: “Барышня, вы нам нарисуйте свою маму, а мы ее приклеим на самое видное место в газете”. От неожиданного бархата этого голоса Марте показалось, что у нее внутри уже завелась своя Моника.

Софья шла со злобной энергией, форсируя все лужи на пути. Ей не нравился последний лист в газете, посвященный молодоженам:

Не позволяй жене лениться...

...Жена обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь.

Надо терпеть, что поделаешь, а то прослывешь человеком без юмора.

Сергейчук, Кондеева, Расим и Брусникин, самые легкие элементы компании, катились, как рассыпанное разноцветное драже. С дурной романтикой они голосили: “В последний троллейбус сажусь на ходу...” Так и тянуло бросить родных и близких, махнуть куда-то на стройку, чтобы воздвигнуть ряд голубых городов. Среди раскисших просторов Вязин вдруг начал серьезный разговор с женой:

— Вот что! Чтобы заработать деньги на кооператив, я сейчас завербуюсь...

— Куда? — со злобой спросила Софья.

— На рыбные промыслы Дальнего Востока.

— А для чего ты женился на мне? Лучше б тогда я за Баранова...

— Так я буду деньги присылать.

— Деньги вместо мужа — держите меня! — закричала Софья. — А Серафима что подумает? Зачем ты к ней в аспирантуру-то поступил?

— Уже пять минут первого, это была первоапрельская шутка. — Влад показал часы.

Но Софью уже не обмануть: износились, истончились под ней те небеса, на которые она поднялась в браке. И она полетела, оглашая округу характеристиками мужа. Одновременно она шла походкой Серафимы Макаровны, как будто все время в гору.

Вася Помпи вдруг решил, что ощущает всю поверхность города, как свою кожу. А впереди, за Слудской площадью, стылое тело Камы.