Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011

Дело в том, что Георгина тоже шла по “процессу мальчиков”, как я его называю. Она тогда, в студенчестве, влюблена была в нашего поэта-красавца. И ради него участвовала во всех диссидентских делах 1968 года (листовки против ввода наших войск в Чехословакию и т.д.).

После процесса и после того, как Георгина вернулась в Пермь из южной ссылки, она работала в универе, вела древнерусский. А ректор на Большом ученом совете спросил:

— Кто из участников процесса еще работает у нас?

— Георгина…

— Немедленно уволить!

А у Георгины уже двойня родилась! И к ней все кафедралы подходили и говорили:

— Георгина, к тебе на суде органы как отнеслись? Ты можешь их попросить о защите? Спасут только они.

Георгина тогда домой пришла подавленная: и страшно, что уволят, и страшно, что ПРЕДПОЛАГАЮТ такое, что она может ИХ попросить о чем-то!!!

А Слон в этот вечер пошел в народную дружину — по графику просто. И возле центрального гастронома его остановил мужчина:

— Вы — муж Георгины? А я — ее следователь КГБ (это был год так семьдесят третий, то есть он был уже полковник — за процесс все звезд нахватали там). — Как у нее сейчас дела?

— Ее собираются увольнять, — бухнул Слон.

— Ну, хорошо, — сказал полковник.

Слон, рассказывая Георгине, удивлялся: зачем он сказал, что хорошо?!

На следующий день было заседание Ученого совета филфака. Декан виновато сказал:

— Дела наши не очень хороши. Нам придется уволить одну молодую преподавательницу.

В это время его позвали к телефону. Он вернулся и сказал, видимо, в растерянности:

— Все изменилось. Она оказала услуги следствию.

Так вот, Георгина мне по телефону говорит:

— Я всю жизнь это переживала! ВСЮ ЖИЗНЬ. Что вы подозреваете!

— Ничего мы не подозревали (но я тут же вспомнила, как шла с Георгиной по нашей улице, а тогда в Перми вырубали тополя, и она шепотом сказала: “Знаете, почему тополя срубают, — партизан боятся”, и я подумала: что за провокация?).

— Но оправдал меня Воронов! Нина, ты понимаешь, о ком я говорю?

— Ну, которого тогда посадили, помню.

— Он сейчас приезжал в Пермь от радио “Свобода” и прочел все тома следствия как корреспондент. Он мне позвонил и сказал: “Георгина, ты молодец! На все вопросы отвечала правильно (разливала вино, делала бутерброды и т.п.)”.

Оранжевая от счастья, что ее Воронов ее оправдал, она пошла и купила билеты в Пермь. А может, она говорила, и навсегда вернется. С Любимом, конечно.

— К тому же внук в Перми родился, — закончила ночной наш разговор Георгина. — Нина, знаешь, я хочу с внуком поговорить на языке кошек, как Бродский однажды с ребенком говорил!..

В конце — как водится — она приказала:

— Славу от меня целуй неукоснительно!

И вот именно сегодня, после этого ночного разговора с Георгиной, встретила я разлучницу — Богатую! Ту чиновницу, к которой от Георгины ушел Слон.

Богатая — она и есть богатая: шуба комбинированная, перчатки в тон, ну а остальное все по-прежнему: брови домиком, а улыбка оптимистки. Покупала она сердечко такое (если бросить в воду, то полотенце получится). Неужели Слону — на День святого Валентина?

Но оказалось: есть у нее привычка покупать такие мелкие сувениры.

— С тех советских времен, Ниночка… Тогда все письма детей Деду Морозу к нам в обком приходили. И были выделены средства на покупку подарков. Один мальчик писал, что мечтает о цветных карандашах, другой — о книге “Сказки Пушкина”, девочкам — куклы… Я покупала это все и отправляла бандеролями. Каждому на открытке писала: привет от Леонида Ильича Брежнева и Деда Мороза!

Я пришла домой совершенно потрясенная.

— Что — опять о Бродском думала? — спросил муж.

— Слава, представляешь! Даже обкомовцы делали в Новый год добрые дела!

— Да, представляю, я без тебя смотрю: на кухне паучиха не убегает, а возле моих ног носится. Пригляделся: на венике остался детеныш прозрачный. Я осторожно его спустил, он прыгнул матери на мохнатую спину, и они унеслись счастливые. У пауков и тех есть такое…

* * *

Журнальный зал | Урал, 2008 N1 | Нина ГОРЛАНОВА

Сосед и сказки

Наш сосед по кухне десятилетиями не давал нам спать: носился (в киоск —из киоска), зажигал газ... Когда запах гари становился трудновыносим, я выходила на кухню. А навстречу летели из соседской кастрюли яйца, в воздухе взрываясь, как фейерверк: желток падал вниз, а белок мелкими частями вместе со скорлупой — мне в лицо...

Пожарных вызывали два раза, а сами спасали квартиру — без счету...

Когда кого-то из нас сосед встречает на кухне или в коридоре, то грозно спрашивает:

— Фамилия?!

А когда он приводит собутыльника, обычно вскоре начинается драка, и тогда мы закрываемся на ключ, чувствуя себя кроманьонцами среди неандертальцев...

И вот недавно мне Юра Фрейдин дал совет:

— Нина, а начните писать добрые сказки, и тогда — может быть — вокруг что-то изменится в лучшую сторону.

Я подумала: хороший совет (Слово ведь влияет: написал Гумилев, что пуля отлита, отлили — убили. А я буду писать что-то светлое, вот и светлее будет).