Нью-Йорк

На лужайке перед гостиницей стояли плетеные кресла, в которых они немного посидели. Ветер стих, припекло солнце, и они прикрылись соломенными шляпками.

Спустя какое-то время Гретхен призналась, что у нее есть еще один сюрприз, а Мэри спросила какой, и Гретхен ответила: пойдем наверх и я покажу.

У них была очаровательная спальня: две кровати, застланные розовыми покрывалами, и окно с видом на океан. Стены белые, но с милыми натюрмортами в золоченых рамках над каждой постелью, а над камином – небольшой портрет чьего-то предка в синем камзоле и высокой черной шляпе, великолепные французские часы на каминной полке и симпатичный ковер на полу. Все было очень изысканно, и Мэри моментально смекнула, что, хотя Гретхен и сказала, будто они делят расходы поровну, львиную долю заплатил ее муж.

Гретхен открыла чемодан, извлекла два бумажных свертка и протянула один Мэри.

– Мне и тебе, – улыбнулась она. – Взглянуть не собираешься?

Развернув сверток, Мэри увидела какое-то странное одеяние:

– Не пойму, что это такое.

– Мэри, это купальный костюм! – рассмеялась Гретхен.

– Но что мне с ним делать?

– Надеть и купаться в море, – сказала Гретхен, торжествующе подняв свой. – Смотри: мы отлично сочетаемся!

Каждый костюм состоял из двух частей. Нижняя половина представляла собой панталоны с тесемками, чтобы завязывать на икрах. Сверху же – платье с длинным рукавом, доходившее до колен. Все было шерстяное, чтобы держать тело в тепле. Гретхен явно гордилась своим выбором. Панталоны были с оборками внизу, а платья – с кружевной отделкой. У Мэри костюм был светло-синий, а у Гретхен – темнее, так что они дополняли друг дружку, как сестры.

Когда они вышли из гостиницы и зашагали по дорожке на берег, Мэри все еще одолевали сомнения. Обе были в пляжных нарядах, а также в чулках и туфлях, чтобы защититься от незримых опасностей морского дна. Они захватили полотенца и надели от солнца соломенные шляпки.

Теодор Келлер сошел с парома. На нем были просторная полотняная куртка и широкополая шляпа. В руке он держал маленький кожаный саквояж. Спросив дорогу, Теодор, пребывая в жизнерадостном настроении, направился к гостинице. Он уже несколько лет не был на Кони-Айленде.

Поехать же решился только утром, едва проснулся. Все вышло спонтанно – погожий денек, а паром словно звал его убраться из города. И разумеется, заманчивая перспектива побыть с сестрой. И с Мэри О’Доннелл.

Зачем мужчины домогаются женщин? Теодор полагал, что причин тому множество. Похоть, соблазн, вожделение плотских грехов, без сомнения, были сильны. Вожделения в нем было не меньше, чем в других молодых людях, и он уж никак не чурался плоти – напротив, отличался немалой чувственностью, но его постоянный интерес к женщинам был вызван прежде всего любопытством. Встречаясь с особами, которые ему нравились, Теодор, в отличие от иных мужчин, не говорил о себе, но расспрашивал спутниц. Его интересовал их образ жизни, взгляды, чувства. Им это льстило. Его занимали женщины всех сортов: от приходивших в ателье модных дам до бедных служанок, встреченных на улице. Теодор не делал различий. Он ценил их как индивидуумов. И, раз возникнув, его интерес не угасал. Ему хотелось выведать все их тайны и обладать ими, каждой.

Его обольщения не были лишены расчета. Фотоателье открывало замечательные возможности. Едва модная дама становилась или садилась, он некоторое время пристально изучал ее своими синими глазами, затем налаживал освещение и снова изучал. Потом мог попросить даму посмотреть так или этак, сопровождая это оценивающим хмыканьем, словно делал интересное открытие. Редкая женщина оставалась незаинтригованной и не спрашивала, что он такое увидел.

Действовал Теодор всегда одинаково. Если женщина была не особенная красавица, он произносил нечто вроде: «У вас очень красивый профиль. Знаете об этом?» Если же ему было ясно, что находящаяся перед ним особа привыкла блистать, он небрежно, как нечто не слишком-то важное, произносил следующее: «Не сомневаюсь, вам не раз говорили о вашей красоте», потом продолжал: «Но есть что-то такое… – тут он медлил, как бы анализируя, – что-то особенное в том, как ваш взгляд задерживается на предметах, и я нахожу это интересным. Вы не рисуете акварелью?» Почти всегда оказывалось, что так оно и есть. «А, – отзывался он, – ну так дело, наверное, в этом. У вас глаз художника. Это, знаете ли, редкость».

К окончанию съемки они обычно договаривались о новом визите в ателье.

Так чем же привлекла его Мэри? Теодор еще точно не знал. Он был крайне удивлен, когда внезапно осознал ее красоту. И этот каскад темных волос, упавших на белую шею, – когда они рассыпались, он оценил ее безупречную кожу. Как он раньше не замечал? Он представил ее обнаженной. Все мыслимые возможности пришли ему на ум. Он был заинтригован.

Подруга сестры, молодая женщина, которую он знал с детства, обернулась кельтской красавицей. Она всегда казалась чопорной и правильной, но внешность бывает обманчивой. О чем она думает в действительности?