Она пробыла на собрании еще какое-то время, но ее быстро одолела усталость. Не зря же эту организацию называли Овном. Здесь каждому полагалось высказаться, и это было правильно, но, черт возьми, сколько можно это продолжать! Джен понимала, почему Владе и Шарлотт редко сюда ходили. Конец дня, руководство целой сырой зоной из зала заседаний, правила регламента Роберта[84]
или что угодно еще – это сущее мучение.Однако альтернатива была еще хуже. Поэтому они, упрямцы и любители поспорить, чинно и добросовестно продолжали собираться и что-то делать. Держались вместе или держались раздельно. Великая американская реализация. Как у Бена Франклина, заметил ей недавно Франклин Гэрр.
Когда собрание наконец закончилось, она встала. Ее окружили люди, многих из них она не знала. Они были рады, что она здесь. Они ничем не отличались от подводных жителей, а ей было приятно проявлять свою силу и уделять этим людям внимание. Пусть даже перед этим она засыпала на стуле.
Теперь они захотели с ней танцевать.
– О боже, – запротестовала она.
Но они потащили ее за собой туда, где панк-пауэр-группа с кучей вокалистов исполняла «Героин» Лу Рида в такой манере, будто это был национальный гимн, что здесь вполне могло оказаться правдой. Джен хотелось возразить, что воспеваемый наркотик скорее приводит к плавным движениям, чем к этому вкрадчивому стилю, в котором они двигались, но что она могла об этом знать? Они заставили ее, и она поддалась – танцевала с ними джиттербаг, пылко и увлеченно, прижимая крупных мужчин к стенам своим задом, не обращая внимания на своих ищеек. Если раскрепостить душу, то можно зажечь танцпол. А им только это и было нужно! Потом кто-то отвез ее домой на гондоле, и она уснула в ту же секунду, как коснулась головой подушки. Все как ей нравилось.
Ж) Франклин
Лорка находился на Уолл-стрит в Черный вторник 1929-го и видел, как многие финансисты кончали с собой, выпрыгивая из окон небоскребов. Один чуть не упал прямо на него. Позднее он сказал, что было легко представить, как Нижний Манхэттен разрушается «ураганами из золота».
В Берта Савоя попала молния после того, как, гуляя по дощатому настилу в Кони-Айленде, он огрызнулся на грозу. «Довольно с вас, мисс Бог!» – произнес он за миг до удара.
Генри Форд боялся, что при строительстве фундамента Эмпайр-стейт-билдинг было извлечено столько грунта, что это подействует разрушительно, изменив вращение Земли. Он не был большим гением.
Джеймс Ховард Кунстлер о Манхэттене: «Физически неприглядное скопление бесконечно повторяющихся типологий и раздутых инженерных штучек с небольшой историей и сомнительным будущим».
Да, чтоб ее! Черт, черт, черт. Так нечестно. Неправильно.
Она мне наврала. Или я себя в этом убедил. Она сказала, что работала трейдером в хедж-фонде, то есть мы занимались одной и той же работой, имели одни и те же интересы, общие цели и заботы. И я на это клюнул, влюбился по уши. И не только потому, что она была симпатичная, хоть это была действительно правда. Также из-за ее манеры держаться и говорить, из-за интересов, которые мы с ней в самом деле разделяли. О нас нельзя сказать: они делили интересы и делили постель, вернее кабину лодки, и первое приводило ко второму. Нет, у нас было не так. Да, я был влюблен. Чтоб меня! Каким я был дураком!
Но я все равно хотел ее.
Штука в том, что работать на хедж-фонд – значит зарабатывать, невзирая ни на движения рынка, ни на что вообще. Бог назначит Судный день, а вы должны быть застрахованы. И да, вы должны доверять Богу, но при любом менее апокалиптическом раскладе вы застрахованы и можете заработать или, по крайней мере, потерять меньше, чем остальные игроки, что, в принципе, одно и то же, ведь вся суть в отличительном преимуществе. Если теряют все, а вы – меньше других, то вы выигрываете. Это и есть хеджирование, этим и занимаются хедж-фонды. Джоджо работала на один из крупнейших хедж-фондов Нью-Йорка, я работал на крупный хедж-фонд – мы были идеальной парой в блэк-шоулзовском раю.