Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Неподалеку от Гэндиша находилось, а может, и сейчас находится другое заведение, готовившее живописцев, а именно школа Баркера, которая имела то преимущество, что в ней были натурные классы со множеством костюмов и обучались здесь более продвинутые ученики. Баркериты и гэндшпиты враждовали и соперничали, как в стенах студий, так и вне их. У Гэндиша больше студентов попало в Королевскую Академию, и среди его выучеников было трое медалистов; молодой живописец, недавно посланный Академией в Рим, тоже был из числа гэндишитов. Бар-кер, напротив, ни в грош не ставил Трафальгар-сквер и зло вышучивал академическую манеру. Выставлялся он на Пэл-Мэл и Саффолк-стрит и смеялся над стариком Гэндишем и его картинами, изничтожая его англов и ангелов и разнося в клочья короля Альфреда с его лепешками. Студенты обеих школ встречались в кофейной и бильярдной Ланди, курили там и вели бурные споры. До того, как Клайв с Джей Джеем поступили к Гэндишу, баркериты брали верх в этом постоянном соперничестве двух академий. Фред Бейхем, знавший наперечет все столичные кофейни и украсивший своими инициалами двери, по крайней мере, тысячи питейных заведений, стал с некоторых пор завсегдатаем Ланди, где играл с художниками на бильярде, не гнушался обмакнуть усы в кружку пива, если ему ее выставляли, и щедро угощал других, когда бывал при деньгах; он считался почетным членом академии Баркера. А если гвардеец, позировавший для одного из героических полотен Баркера, почему-либо не являлся на сеанс, Бейхем обнажал свои мускулистые руки и крепкие плечи и становился в позу принца Эдуарда, которому Элеонора высасывает яд из раны. Потом он водил друзей на выставку и, указывая на картину, говорил:

— Поглядите на эти бицепсы, сэр! Узнаете? Это шедевр Баркера, а мускулы-то Ф. Б., сэр!

Ни в какой другой компании не чувствовал себя Ф. Б. так свободно, как у художников; его часто можно было видеть в их дымных логовах или на чердаках, где гулял ветер. Это от него Клайв узнал о том, как упорно борется с нуждой мистер Чиверс. А сколько умных советов мог при случае дать Ф. Б., сколько добрых дел числилось за этим веселым отщепенцем и на сколько еще подтолкнул он других! Наставления этого чудаковатого советчика были в ту пору жизни весьма полезны для Клайва и, как утверждает наш молодой друг, спасли его от многих и многих напастей.

Через несколько месяцев после появления в Сохо Клайва и Джей Джея школа Гэндиша стала брать реванш у соперников. Молчаливый Ридли был признан гением; его копии отличались удивительным изяществом и мастерством, а рисунки — тонкой прелестью и богатством: фантазии. Мистер Гэндиш ставил его талант себе в заслугу, а Клайв всегда с готовностью признавал, скольким обязан вкусу друга, его увлеченности и мастерству. Что касается самого Клайва, то если в академии дела его шли успешно, за ее стенами ему сопутствовал полный триумф. Он был хорош собой и отважен, его веселость и прямодушие восхищали и покоряли всех. Денег у него была уйма, и он сорил ими, как юный монарх. Он запросто обыгрывал на бильярде завсегдатаев Ланди — даже грозному Ф. Б. мог дать фору. Песня, которую он пел на веселых ужинах, славилась меж друзей, и не было для Джей Джея большего счастья, чем слышать звонкий голос друга или наблюдать, как, точно по волшебству, повинуются юному чемпиону бильярдные шары.

Клайв не был лучшим из питомцев Гэндиша. Поговаривали даже, что, ходи он в студию пешком, профессор вряд ли бы так превозносил его, так часто ставил в пример другим. Девицы Гзндиш, не скроем того, разыскали в Книге пэров родословную дядюшки Ньюкома, и Гэндиш-младший, очевидно, не без тайного расчета, сделал набросок картины, на которой, в полном соответствии с этой правдивой книгой, изображалось, как некий предок Клайва весело шествует на костер в Смитфилде, окруженный толпой мерзких доминиканцев, чьи увещания, как видно, нисколько не действуют на мученика из рода Ньюкомов. А Сэнди Макколлоп нарисовал картину на другой сюжет: цирюльник короля Эдуарда Исповедника подстригает бороду оного монарха. В ответ на эту сатиру Клайв любезно изобразил вождя клана Макколлопов, Сони Вина Макколлопа, который спустился с гор в Эдинбург и впервые в жизни с изумлением созерцает пару штанов. Такими веселыми шутками забавлялись изо дня в день молодые люди из студии Гэндиша. Всех как-нибудь да высмеивали. Кто немножко косил, того изображали со страшным косоглазием; юношу, наделенного от природы длинноватым носом, насмешники рисовали с каким-то чудовищным хоботом, а маленького иудея Боби Мосса с Уордор-стрит представили однажды в трех шапках и с мешком старьевщика за плечами. Не щадили и сгорбленную спину бедного Джей Джея, пока Клайв не ополчился на тех, кто рисовал его друга в виде ужасного горбуна, и не объявил им, что смеяться над подобным уродством — позор!