Нюма, Самвел и собачка Точка

Нюма сидел сгорбившись. Казалось, он пришел в гости… к самому себе.

Нежданный визит Фиры поверг его в смятение. Может, она решила представить этого Зальцмана как будущего мужа? А ведь он как-то спрашивал о Зальцмане. И Фира уклонилась от ответа. Теперь, значит, все решили? Тогда почему этот Зальцман ведет себя, как болван? Или он и есть болван, опупевший от важности.

— Извините, Наум Маркович… я не такой, каким могу вам сейчас показаться, — проговорил Зальцман. — Просто меня втянули в дело, которым бы мне не хотелось заниматься.

— Нет, нет. Что вы?! — Нюма смутился проницательностью гостя. — У каждого свой характер… Вы первый раз в доме…

— Ну, не первый раз, — лицо Зальцмана вновь осветила лукавая улыбка. — Когда-то здесь я получил оплеуху от вашей супруги.

— Тогда меня не было дома, но я в курсе… — засмеялся Нюма.

— От страха я выломал дверной замок. Это был номер, я вам скажу. Тигр, в сравнении с вашей женой, жалкий котенок…

«А он не такой уж болван», — подумал Нюма и дружески накрыл ладонью мягкую, с длинными ухоженными пальцами, руку гостя.

— Так в какое вас втянули дело? — спросил Нюма.

Но разговор прервался — в комнату вернулась Фира с чайником. И по выражению лица молодого человека Нюма догадался оставить свои вопросы.

— Да, папа… Зачем ты вытащил тот дурацкий серый костюм? Его даже моль брезгует жрать, — спросила Фира, разливая чай по стаканам.

— Я… порвал брюки, — тон Нюмы прозвучал неуверенно. — И решил подобрать что-нибудь из старого.

Несколько минут они молча вкушали замечательную еду. А сознание теребила обида — иной раз дочь могла бы и побаловать отца такой вкуснятиной из своего буфета.

— Это что… вам тоже продают по «визиткам»? — не удержал Нюма свою обиду.

— Вообще-то нет, свободно. Только ограниченно и по спискам, — беззаботно ответила Фира. — А Зальцману поблажка. Как крупному демократу. У них отдельное корыто….

Хлынувшие со стола запахи доводили Точку до обморока. Она крепилась, пока кусок буженины не свалился на колени Нюмы, вогнав под стол совершенно умопомрачительную волну. А Нюма, вместо того, чтобы сбросить буженину на пол, вернул ее с коленей на тарелку…

И Точка не выдержала. Это не было привычным тявканьем. Под столом раздалось нечто среднее между волчьим воем и воплем взрослой собаки. Звук, в котором сочетались чувства голода, гордости со злобой и жаждой мести за обиду.

Сидящие за столом тревожно переглянулись. Они слышали трубный глас с небес, исходящий почему-то из-под стола…

— А-а-а… Смирилась, гордячка?! То-то! — злорадно воскликнула Фира и швырнула на пол кусок буженины.

Щедрый кусок, ничего не скажешь, не какое-то подаяние… Вой из-под стола стих, а в следующее мгновение раздался с новой силой.

— Что это с ней? — возмутилась Фира. — Она не хочет списочную буженину? Слушай, Зальцман, может, она отравленная, а мы едим?

— Совершенно свежая, — ответил Зальцман. — Сегодня завезли с нашей базы…

Нюма наклонился, подобрал буженину и вновь положил на то же место.

Тотчас вой стих, из-под клеенки вынырнула голова собачки, она цапнула лакомство и вновь спряталась под столом с довольным урчанием.

— Ах ты, стерва! — всерьез возмутилась Фира. — Не хотела брать из моих рук?

— Выходит, так. — Зальцман поднялся из-за стола. — Все! Извините, Наум Маркович, спешу.

— Вы на автобусе, на трамвае? — засуетился Нюма.

— Его ждет шофер, — буркнула расстроенная Фира.

— Как, шофер? Почему ж он не поднялся к нам?

— Ах, папа, оставь, — Фира повернулась к Зальцману. — Взглянем на мою комнату. Минутное дело.

Зальцман посмотрел на часы с каким-то обреченным видом.

— Папа, мы сейчас… Хочу показать Александру Борисовичу стены, в которых прошла моя молодость. Надеюсь, Самвел Рубенович не будет против.

Зальцман раскинул руки, мол ничего не поделаешь, кивнул Нюме и вышел в коридор следом за Фирой.

Точка выскочила из-под стола, взволнованно обежала комнату, остановилась рядом с Нюмой и, вытянувшись, положила передние лапы ему на колени.

— Что, моя хорошая? — Нюма потрогал холодный нос собачки. — Не так все просто? Вот и терплю, а что делать…

«Да, Нюмка, — говорили плачущие глаза Точки, — не просто. Думать надо было тогда, лет сорок назад. А не жениться впопыхах. Гены, дело серьезное… Дурень слабохарактерный. Вот и терпи!»

— Вот и терплю, а что делать? Годы! — повторил Нюма, взял из тарелки кусок копченой колбасы и бросил на пол.

Колбасу Точка тоже уважала, хотя пробовала первый раз в жизни. Сглотнув, почти не прожевав, вновь уставилась на Нюму плачущим взором.

— Хватит! Понос будет! Тебе только дай волю. — строго проговорил Нюма. — А о Самвеле ты подумала?!

Точка замерла и в следующее мгновение стремительно бросилась под стол — в комнату вернулась Фира…

— Ну, как тебе Зальцман, папа? — спросила она с порога.

— Он что, жених? — вопросом ответил Нюма.

— О чем ты говоришь?! В моей жизни ему отведена роль. И он ее играет…

— Однако, — Нюма окинул взглядом дочь.