Нюма, Самвел и собачка Точка

Фира сейчас была необычайно хороша. Голубоватый замшевый пиджачок и синяя, с глухим воротом «водолазка» сдерживали полную грудь. Черные изогнутые брови, над серыми глазами, контрастируя со светлыми прямыми волосами, придавали ее облику особый магнетизм. Это была та внешняя скромность, которая посильнее любой распущенности распаляет мужское любопытство… Нюма в который раз задавался вопросом: как это у него и его брюнетки-жены появился светловолосый ребенок? «Она пошла в прабабку, мать моей мамы, — уверяла Роза. — Та была классическая блондинка». Нюма особенно и не вникал, себе дороже. А вот натурой Фира пошла в мать, только, пожалуй, побойчее умом…

Фира села, приподняла край клеенки и заглянула под стол.

— Ты еще здесь?! — вопросила она грозным тоном и заелозила ногой.

Точка хрипло, по-взрослому, зарычала.

— Оставь ее! — воскликнул Нюма. — У нее инстинкт.

— Инстинкт? Интересно, какой я вызываю инстинкт…

— Женский. Она ревнует… Неужели не понимаешь?

— Вот как?! — Фира вновь заглянула под стол. — Приревновала? К кому? К папе? Или к этому… Зальцману? Бери себе Зальцмана, дуреха. — Фира откинула голову и захохотала. — Расскажу в Комитете, вот будет веселье, — проговорила она сквозь смех.

Потом ухватила с тарелки щепоть буженины и швырнула под стол.

— Не сори, — проговорил Нюма. — Она опять не возьмет.

— И черт с ней. Все меня ревнуют к Зальцману. Только врагов из-за него наживаю…

— Что ж, парень как парень. Видно, с положением…

— Мэр в нем души не чает… Ты был тогда на Исаакиевской площади, у Мариинского дворца, в прошлом году, в августе?

— Не был, — неохотно ответил Нюма, — у Самвела болела спина… Да и вообще, не хотелось. Видел по телевизору. Нас бы там затоптали… А что?

— Когда Собчак выступал на Дворцовой площади, среди единомышленников был и Зальцман. Он примкнул к Собчаку, еще когда тот баллотировался в депутаты. И был из тех, кто свалил его конкурента Севенарда на выборах мэра… Зальцман очень сильный оратор. И вообще, умница. В институте он считался чуть ли не вундеркиндом. Его даже приняли, несмотря на «пятый пункт»…

— Как и тебя, — добавил Нюма.

— Что я? Дура я против Сашки.

Из-под стола раздался шорох. Точка высунула голову и затем резво припустила к дверям. Толкнула лапой полуприкрытую дверь и сквозанула в коридор.

— Куда это она? — спросила Фира.

— К Самвелу. Надо проведать, как он там. — уверенно ответил Нюма. — Умница. Самвел ее прозвал Маргарет Тэтчер.

— Суровый какой-то твой сосед. Букой смотрел на меня и Зальцмана. Сказал пару слов и все «ара», да «ара»… Что такое «ара»?

— Тебе лучше знать. Ты, кажется, встречалась с его племянником.

— С Сережкой? Он никогда не произносил это слово. Пообтерся в Ленинграде. Красивый был, сукин сын. Нравился он мне. Жаль, аборт сделала. Был бы у тебя красивый внук.

— Знаю. Мама мне рассказывала.

— Если бы не мама, был бы у тебя сейчас внук. Это она настояла на аборте. Убедила меня, что Сережка не будет мужем, что он по натуре бабник и авантюрист…

— Мать была проницательна, — буркнул Нюма.

Слово за слово, Нюма рассказал о затее Сережки.

И что они уже передали эстонскому его напарнику несколько вещей «на пробу»…

— И ты ходил по скупкам и антикварным магазинам? — поразилась Фира.

— Ходил. Вместе с Самвелом… А что? Стоянку автомобилей, где мы подрабатывали сторожами, закрыли на ремонт…

Нюма запнулся. Подумалось, что Фира примет как упрек его стенания на трудности стариковской жизни. А впрочем, почему бы и нет?! Судя по ее виду, могла бы и подкинуть отцу что-нибудь иногда. Хотя бы те деньги, что она взимает с соседа за комнату. И то — подмога…

Но, коротко поразмыслив, решил не касаться этой темы. Фира раскричится, наговорит гадостей, встречных упреков. Как тогда, из-за ржавого велосипеда в прихожей. Нет горше печали, когда на тебя кричит родной ребенок. И ты парализован своим бессилием. Дело вовсе не в любви к нему. Даже, если честно, любовь к нему как-то иссякла с годами, оставив не менее сильное чувство привычки. Дело в обиде, саднящей душу с силой зубной боли. В старости и без обиды родного человека терпишь много обид, а тут еще — от родного…

— Я, папа, приехала… поговорить с тобой. — Фира пристально посмотрела на отца. Словно решая — продолжать или нет…

— О чем? — Нюма почувствовал беспокойство. — Слушаю тебя.

— Нам надо… разделить ордер на квартиру.

— На какую квартиру? На эту? — Нюма не понял.

— Да. На эту. Мне надо официально закрепить за собой вторую комнату.

— Где живет Самвел? — от неожиданности глупо спросил Нюма.

— Да. Она ведь как бы считалась моей. И я по-своему распорядилась: впустила Сережкиного дядю. Теперь мне надо официально ее оформить… Необходимо твое согласие как ответственного съемщика.

— Ты впустила Самвела в так называемую свою комнату, не спрося согласия ни у меня, ни у мамы… — Нюма проговорил это как-то механически, вовсе не желая. Хотя тот поступок Фиры наверняка сыграл не последнюю роль в смерти Розы. — Так почему сейчас тебе понадобилось какое-то мое согласие?