Читаем Нюма, Самвел и собачка Точка полностью

Все, что произошло с ней сегодня, казалось каким-то сном. Не всякая, даже взрослая, собака перенесла бы спокойно подобное… Нельзя сказать, что после истории на Сытном рынке у нее наступила собачья жизнь, похожая на ту, что была под настилом у пивной точки на Бармалеевой. Наоборот! Тот грубый мужчина, которого звали Толян, обращался с ней довольно прилично. А его толстозадый сынишка вообще души не чаял в Точке. И гулял с ней, и кормил, и даже спал… Постепенно образы чудаков, Нюмы и Самвела — с их постоянной гречневой кашей с запахом тушенки, — выветрились и я памяти, когда в миску шмякался приличный шмат вкуснятины, с непременным куском мяса. В конце концов, к хорошему привыкаешь быстро.

Все бы так и продолжалось, если бы сегодня утром к Толяну не пришли два прилично одетых господина. Из тех, кого и облаять на улице риск. Был случай, у Московского вокзала. Слишком понимающий о себе пес облаял за что-то такого господина. И тот, не долго думая, достал пистоль и грохнул скандалиста. Средь бела дня. Даже газеты писали, какие, мол, нынче нервные люди… Словом, те двое поговорили о чем-то с Толяном и ушли. А Толян и его приятели сели в автомобиль, усадили между собой Точку и привезли, как знаменитую Маргарет Тэтчер, на Сытный рынок. По дороге кто-то из друзей Толяна выразил желание набить морду чайханщику и второму «черножопому» за доносительство.

Но Толян не разрешил, сказал, что связываться с людьми Станислава Алексеевича не время. Надо сделать вид, что ничего не случилось. Со Станиславом Алексеевичем, с его бензиновым бизнесом, нефтеналивным причалом и прочим, включая связи с «волосатыми руками» во власти, устраивать базар из-за собачки, даже такой смышленой, как Точка, будет себе дороже. Взорвут Сытный рынок, со всеми их «крышоваными» лохами, и глазом не моргнут. И скупку на Разночинной прихватят…

Да, денек лихой сложился. Сейчас бы поспать в теплой тишине, так нет, люди за столом что-то громко обсуждали. Правда, не сразу. Евгения Фоминична произнесла тост за Рождество, за грядущий Новый, девяносто третий год, до которого осталась неделя…

— Не торопись Женя, — поправил Нюма. — Каждый день теперь на счету.

Все согласились. Чокнулись. Выпили водки и закусили отварной картошкой с селедкой.

Точка, не открывая глаз, скукожила кончик носа. Она не выносила запаха водки. Как-то этот дебил Толян решил пошутить и насильно влил ей в горло ложечку водки. Точка забилась под кровать и сидела там, чихая и кашляя. Все семейство всполошилось. Молоком отпаивали собачку… А если говорить начистоту, однажды Точка попробовала и коньяк. Пятно на полу вылизала…

Точка открыла глаза и, приподняв голову, посмотрела на стол. Нет, коньяком не пахло, только водкой. Зевнув, Точка вновь уложила голову на вытянутые лапы. А в голову полезли разные мысли. Вспомнила сынишку Толяна, толстозадого второклассника, тот частенько выгуливал ее после занятий. Прикармливал припрятанным школьным завтраком. Он был добрым мальчиком и нередко отпускал Точку гулять без поводка вдоль лужи, рядом с зоопарком. Под вой голодного зверья, чей рацион без совести урезали служители. А еще — ловили кошек и собак и скармливали хищникам. Это показывали по телевизору, в передаче «600 секунд»… Но однажды… Точка хорошо запомнила ту историю. В зарослях осоки, что лепилась к берегам Кронверкской лужи, она повстречала старого знакомого, черного пса. С ошейником. Того самого, что когда-то спас ее от разъяренных собак у пивной точки на Бармалеевой. Пес совсем не изменился, только очень уж отощал. И пес признал Точку. Разговорились. Точка хотела узнать судьбу тех шавок, которые как-то облаяли ее на Большом проспекте, у мясного ларя. Но пес был неразговорчив, пока не обнюхал Точку. Потом поскучнел, черные его глаза поплыли. И безо всякого предупреждения залез на нее, целиком подавив своим хоть и тощим, но тяжелым телом. Сперва Точка решила, что это какая-то особая ласковая игра. Она даже повернула мордочку, желая лизнуть своего старого приятеля. И почувствовала резкую боль. В страхе попыталась вырваться, но пес, дрожа и дергаясь всем телом, крепко держал ее передними лапами, прикусив ухо. Вскоре боль утихла и наступило блаженное состояние, сравнимое со вкусом сладковатой говяжьей печенки, что иногда ей перепадала со стола семейства Толяна… Пес ослабил объятия, слез с Точки, посапывая, опустил нос к земле и, обежав собачку кругом, сиганул в заросли осоки. Даже как-то обидно, хотя бы пролаял на прощанье. Да и Точка, признаться, не долго его помнила. Побежала навстречу тревожному зову маленького хозяина…

Точка была готова еще кое-что вспомнить, ее воспоминания прервал новый вкусный запах. Точка подняла голову и увидела, как Лаура внесла исходящую паром фарфоровую супницу. Поставила на краю стола и принялась разливать суп по тарелкам под одобрительный гомон…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза