Нюрнберг вне стенограмм

Кроме непосредственного исполнения по очереди обязанностей директора и руководства своим контингентом, директора имели и ряд постоянных обязанностей. «Советский директор отвечает за наем и организацию работы несоюзного персонала. На британского директора возложена эксплуатация и поддержание в надлежащем состоянии всех тюремных построек. Кроме того, он осуществляет связь с оккупационными властями, ведь Шпандау находится в британском секторе Берлина. Задача американского директора в МТШ – закупка и обеспечение функционирования технических систем и оборудования. Французский директор контролирует всю финансовую деятельность тюрьмы»[161].

Внешнюю охрану тюрьмы несли попеременно два караула, ежесуточно сменявшие друг друга на протяжении месяца – по 27 человек каждый (всего 54 человека), т. е. 1 офицер, 1 мастер-сержант, 6 унтер-офицеров и 22 солдата с автоматами и гранатами со слезоточивым газом (всего 54 человека). По другим данным, советский караул в конце 1960-х годов состоял из начальника караула, помощник начальника, 2 разводящих, 2 патрульных, 7 трехсменных поста (21 человек), связиста и повара – всего 29 человек[162]. Личный состав караула, который не нес службы, квартировал не на территории тюрьмы, а в своих казармах. С советской стороны караул несла 2-я мотострелковая рота 133-го отдельного батальона охраны штаба СВА в Германии, дислоцированного в берлинском районе Карлсхорст[163]

.

Внутренняя охрана состояла из постоянных (т. е. не менявшихся ежемесячно) надзирателей в равном количестве от четырех стран, осуществлявших круглосуточное дежурство. Охрану внутренних постов осуществляли смешанные посты: надзиратели разных стран по часу дежурили с внешней стороны тюрьмы вместе с часовым на главных воротах, потом несколько часов у камер. После того как в МТШ остался один Рудольф Гесс (1966 год), количество надзирателей было сокращено до пяти от каждой из страны-победительницы (всего 20 человек). Были установлены три внутренних поста, на которых находились надзиратели от трех стран: при входе в блок (там находился также старший дежурный надзиратель), у камеры заключенного (пост в блоке), у входных ворот. Как пишет непосредственный участник событий А. Н. Плотников, «график дежурств составлен таким образом, что на смене одновременно находятся представители трех стран. У четвертой страны – перерыв, здесь это называется “пауза”. Смена надзирателей производится три раза в сутки: в 0.00, 8.00 и 16.00. Старший дежурный надзиратель заступает на свой пост на все восемь часов дежурства. А надзиратели в блоке и у ворот меняются местами через четыре часа, т. е. дополнительно в 4.00, 12.00 и 20.00. Таким образом, исключается возможность принятия любой из стран односторонних мер в отношении заключенного и все надзиратели в течение своей смены имеют возможность непосредственно видеть своего подопечного»[164].

Для контроля за состоянием здоровья от каждой из стран-победительниц назначался офицер-врач; они проводили время от времени обследование заключенных, а лечение согласовывали между собой.

Также в МТШ работал вспомогательный персонал, отвечавший за обслуживание собственно здания и заключенных: электрики, уборщики, повара, переводчики, официанты, медперсонал, священники и т. д. (контактировать с заключенными могли только санитары и священник). Этот персонал набирался из представителей стран – членов ООН, но ни в коем случае – стран-победительниц и Германии; языком общения в Шпандау был установлен немецкий. Отметим, что содержание МТШ обходилось где-то в 500–700 тысяч дойчмарок ежегодно, оно оплачивалось из городского бюджета Берлина, позже – из федеральной казны ФРГ.

Смена французского караула советским у главных ворот тюрьмы Шпандау

Что касается режима содержания заключенных, первоначально никаких поблажек не только не было предусмотрено, но и специально подчеркивалось, что он ничем не будет отличаться от режима, существовавшего в других подобных местах заключения – т. е. в тюремных замках Германии. То, что эти люди были когда-то крупными государственными и военными деятелями, ничего не значило: теперь они по статусу ничем не отличались от обычных (ну, конечно, не совсем обычных) осужденных уголовных преступников.