Нюрнбергский процесс, сборник материалов

Разве вы не знали, что целью совещания было заставить Шушнига согласиться на все эти требования с тем, чтобы национал-социалистская партия Австрии могла свободно и беспрепятственно работать в интересах Германии в Австрии?

Папен: В моей беседе с Зейсс-Инквартом в Гармише-Пагернкирхене говорилось о необходимости сделать австрийскую национал-социалистскую партию самостоятельной. Это значит — во что бы то ни стало избавить ее от влияния империи, так как это было условлено в июльском соглашении, преследуя при этом цель, чтобы объединение наших двух государств произошло во внешнеполитическом отношении по инициативе Австрии, а не империи.

Когда я встретил Зейсс-Инкварта в Гармише, между нами не было и речи об этой встрече Гитлера с Шушнигом, так как мы не могли, а я лично вообще не мог знать в тот момент, состоится ли вообще когда-либо такая беседа. Это было решено ведь уже 5 февраля. Следовательно, нами обсуждался лишь один вопрос принципиального значения, а именно, как нам следует поступать в будущем.

Далее я прошу разрешения напомнить, что Зейсс-Инкварт имел официальное поручение канцлера исследовать все возможные пути для того, чтобы включить национальную оппозицию, то есть национал-социалистскую партию Австрии, в политическую деятельность Шушнига. В этом состояла его официальная миссия. Таким образом, я был вправе говорить с ним об этих вещах.

Файф: Разве неправильно, что Рейнер — свидетель, который выступал перед Трибуналом, — также присутствовал на совещании в Гармише?

Папен: Кажется, это было так. Я уже не помню точно. Зейсс-Инкварт сказал мне, что, возможно, Рейнер присоединится к нам во время прогулки, но я лично не помню этого. Я не вел никакой беседы на политические темы с Рейнером.

...Файф:

Я уверен, что вы понимаете, насколько это важно. Генерал фон Фрич был с вами в одной военной академии, не правда ли?

Папен: Совершенно правильно.

Файф: Он был вашим старым другом, и вы знали, как, я думаю, знал, каждый, кто упоминал его имя здесь, в Суде, что генерал фон Фрич был человек очень сильного характера и что обвинение, выдвинутое против него, рассматривалось бы всеми теми, кто его знал, как смешное и нелепое, если бы оно не было таким трагичным, и что все бы отнеслись к нему с презрением. Вы тоже так думали?

Папен: Абсолютно верно...

Файф: Вы хорошо знали, оставив в стороне отношение к фельдмаршалу фон Бломбергу, что фон Фрич был жертвой подстроенного обвинения, имевшего целью не дать ему стать во главе вооруженных сил Германии. Вы знали это, не правда ли?

Папен: Во всяком случае, позже, когда я узнал обстоятельства дела, мне это тоже стало ясно.

Файф: Нет, нет. Не это важно, подсудимый. Речь идет не о ваших взглядах 5 февраля 1938 г. Вы знали к этому времени, что нацистская клика в правительстве выдвинула подстроенное обвинение против человека, которого вы считали олицетворением честности, не правда ли?

Папен:

Да.

Файф: Теперь, зная это, 5 февраля, после того как вы увиделись с Гитлером, вы сказали ему о том, что Шушниг может прибыть. Гитлер ухватился за это предложение. Он сказал: «Отправляйтесь и привезите Шушнига». Не так ли? Его лишь утомляли, если я могу так сказать, все ваши остальные сообщения. Но как только вы сказали о возможности встречи с Шушнигом, Гитлер сразу набросился на эту идею, как форель на майского жука или, скорее, как лев на жертву. Ведь это правильно, не так ли?

Папен: Да. Я уже показал Суду, какое впечатление произвели на меня события в Берлине и мое отстранение от должности 4 января. Ничего удивительного нет в том, что я попытался именно потому, что я боялся, что будет взят другой курс, — я попытался устроить эту давно желанную беседу между главами обоих государств, поскольку я надеялся таким путем устранить разногласия и избежать радикального курса. Это я сказал министру иностранных дел Шмидту и канцлеру Шушнигу, когда я обоих их просил принять участие в этих переговорах с тем, чтобы по мере их возможности внести ясность в этот вопрос.

Файф: Подсудимый, я не собираюсь рассматривать обстоятельства встречи 12 февраля, потому что я уже касался их при допросе подсудимого Риббентропа и Суду уже совершенно ясны эти обстоятельства. Я хочу здесь задать вам один единственный вопрос, и я прошу выслушать его внимательно, потому что вопрос о вашей собственной виновности может зависеть от него. Утверждаете ли вы сейчас, что на Шушнига не оказывалось никакого давления во время этой встречи?

Папен: Я этого никогда не утверждал. Вы сами это знаете, это сказано и в моих отчетах. Я сам констатировал, что давление было оказано.