Нюрнбергский процесс, том 8 (1999)

Опытная и заодно действовавшая защита широко прибегала к аргументации о неправомерности норм Устава МВТ, считая его законодательством «ех post facto», оспаривала преступность агрессии, доказывала невозможность отличить ее от оборонительной войны. Адвокаты подсудимых утверждали, что нет и не было такого закона, согласно которому можно привлекать к уголовной ответственности руководителей государств за развязывание агрессии. Защитники делали вид, что не понимают разницы между понятиями закона, существующими в национальном и международном праве. Закон в сфере национального права — это облеченный в надлежащую форму акт законодательной власти государства. Применительно к нему и был выдвинут — в противовес произволу полицейского государства — прогрессивный принцип «нет преступления без указания в законе». Однако в сфере межгосударственных отношений не существует законодательных инстанций, стоящих над государствами и правомочных издавать обязательные для них законы. В межгосударственной сфере основными источниками права служат договор, а также международно-правовой обычай. Лондонское соглашение и его неотъемлемая часть — Устав МВТ — основывались на принципах и нормах, установленных Гаагскими конвенциями 1907 года, Женевской конвенцией 1929 года и рядом других международных актов. Они облекали в правовые нормы те международные принципы и идеи, которые в течение многих пет выдвигались в целях признания агрессии международным преступлением[3]

.

Женевский протокол 1924 года о мирном разрешении споров, подписанный представителями большинства цивилизованных стран, установил, что «агрессивная война...является международным преступлением». Декларация Лиги Наций об агрессивных войнах от 24 сентября 1927 г. провозглашала, что «всякая агрессивная война... остается запрещенной», что она «является международным преступлением».

Германия ратифицировала вместе с 62 другими государствами Генеральный договор об отказе от войны от 27 августа 1928 г., известный как пакт Бриана-Келлога, или Парижский пакт. Тем самым она отказалась от войны как орудия национальной политики, обязалась решать все спорные вопросы только мирным путем и осудила войну как инструмент национальной политики в отношениях с другими странами.

Многие государства приняли законы, объявлявшие агрессивную войну международным преступлением. Одной из первых это сделала Советская Россия в Декрете о мире от 26 октября 1917 г. В ряде двусторонних договоров содержалось и определение агрессии, в частности, то, которое было внесено советской делегацией на конференции по разоружению в феврале 1933 г. Таким образом, к 1939 году агрессия уже рассматривалась международным правом как преступление.

Судьи, взвесив доводы защиты относительно неправомерности наказания за развязывание агрессии, признали их несостоятельными и указали в приговоре:

«Устав не является произвольным осуществлением власти со стороны победивших народов, но... является выражением международного права, которое уже существовало ко времени его создания, и в этом смысле сам является вкладом в международное право».

Трибунал констатировал, что:

«...война по самому своему существу — зло. Ее последствия не ограничены одними только воюющими странами, но затрагивают весь мир. Поэтому развязывание агрессивной войны является не просто преступлением международного характера — оно является тягчайшим международным преступлением, которое отличается от других военных преступлений только тем, что содержит в себе в сконцентрированном виде зло, содержащееся в каждом из остальных»[4].

Защита широко использовала на процессе и доктрину суверенитета. Утверждалось, что международное право рассматривает лишь действия государств, но не устанавливает наказания для отдельных лиц. Адвокаты доказывали, что за все действия, совершенные от имени государства, политики и высшие чины не несут личной ответственности и находятся под защитой доктрины о суверенности государства. Трибунал напомнил в своем приговоре, что Германия, подписав Версальский договор, признала право союзных держав «привлекать к суду международных трибуналов лиц, обвиняемых в том, что они совершали действия в нарушение законов и обычаев ведения войны»[5] (ст. 228 договора).