Нюрнбергский процесс, том 8 (1999)

Действия в соответствии с приказом начальника и тем более главы государства или правительственного ведомства также, по мнению защиты, не были наказуемыми. В результате получался замкнутый круг — члены правительства действовали от лица государства, а остальные выполняли их приказы и, следовательно, ни те, ни другие не несли уголовной ответственности. Трибунал в своем приговоре отверг эти доводы, констатировав:

«Уже давно было признано, что международное право налагает долг и обязанности на отдельных лиц так же, как и на государства... Преступления против международного права совершаются людьми, а не абстрактными категориями, и только путем наказания отдельных лиц, совершающих такие преступления, могут быть соблюдены установления международного права... Тот, кто нарушает законы ведения войны, не может остаться безнаказанным на основании того, что он действует в соответствии с распоряжениями государства, если государство... выходит за пределы своей компетенции, предоставляемой ему согласно международному праву»[6].

Положение же ст. 8 Устава МВТ о том, что наличие приказа или распоряжения начальника не освобождает от ответственности лицо, совершившее преступные действия, по мнению Трибунала, соответствует законам всех наций.

Ни подсудимые, ни их адвокаты не решились открыто выступить в защиту национал-социализма, более того, они старались уйти от вопросов, касавшихся сущности германского фашизма, откреститься от Гитлера. Последний изображался роковой, демонической личностью, сумевшей подчинить себе всех и вся. Не будь Гитлера, твердили они, не было бы ни нацизма, ни лагерей уничтожения людей, ни порабощенных народов. Непосредственными исполнителями всех изуверских приказов Гитлера, по их версии, были Гиммлер и подчиненные ему профессиональные убийцы из СС. Армия же в преступлениях не участвовала и даже якобы не знала о них.

Среди аргументов защиты был и тезис, что все страны в своей практике допускали противоправные действия, что западные державы способствовали приходу Гитлера к власти и перевооружению Германии, что именно они в период Мюнхена лишили Чехословакию возможности отстаивать свою независимость, и т.д. Обвинители западных держав, предвидя возможность подобных аргументов, приняли определенные меры для их недопущения. Еще до начала процесса по инициативе представителей США и Великобритании Комитет обвинителей вынес решение не допускать политических выпадов со стороны защиты против стран — учредителей МВТ. При этом Трибуналу должен был быть передан перечень вопросов, обсуждение которых не следовало допускать на процессе[7].

В конце ноября 1945 г. советская делегация составила свой «черный список», но по каким-то причинам не передала его Комитету обвинителей. Англичане же 1 декабря представили «меморандум о возможных политических выпадах», где перечислялись вероятные обвинения против Великобритании, начиная от англо-бурской войны и до второй мировой войны, обсуждение которых они предлагали пресекать. 3 декабря Главный обвинитель от США Р. Джексон напомнил о необходимости получить предложения и от других делегаций, дабы занять единую позицию и представить ее Трибуналу[8]

. Этот вопрос стал особенно актуальным, когда по завершении обвинительной стадии процесса защита начала выдвигать встречные обвинения против стран антигитлеровской коалиции. Чтобы помешать этому, обвинители от четырех стран стали еще бопее тщательно координировать свою деятельность. 8 марта 1946 г. Р. Джексон напомнил, что советская и французская делегации так и не представили свои списки. Он дал понять, что защита намеревается нападать на советскую политику, «называя ее агрессивной в отношении Финляндии, Польши, Балкан, государств Прибалтики», а также на политику Франции на Западе и ее обращение с военнопленными[9].

11 марта советская делегация представила свой список, который включал: «1) Вопросы, связанные с общественно-политическим строем; 2) Внешняя политика Советского Союза: а) советско-германский пакт о ненападении 1939 года и вопросы, имеющие к нему отношение (торговый договор, установление границ, переговоры и т.д.); б) посещение Риббентропом Москвы и переговоры в ноябре 1940 года в Берлине; в) Балканский вопрос; г) советско-польские отношения; 3) Советские прибалтийские республики»[10].