Но именем твоим…

Пани Лисовская, впрочем, говорила, что приговор трибунала был известен в Каневе задолго до его вынесения – аккурат на сочельник в замок прискакал посыльный от Василия Острожского. Что он рассказал пану Дмитрию – она не ведала, но мне сказала, что через час после появления этого вестника несчастья в каневском замке начались срочные приготовления к отъезду. И наутро поездом в дюжину всадников с полудюжиной вьючных лошадей князь Дмитрий с молодой супругой отправился во Влодаву, что недалеко от Ковеля – дабы там, в своём поместье, более напоминающем небольшую крепость, дождаться приговора трибунала, и, буде он и в самом деле столь суров, как об этом ему донёс посыльный князя Василия – немедля бежать в цесарские пределы.

И вот тут начинаются те тайны, о которых я вам в самом начале говорил….

Межевой комиссар с интересом спросил:

– Пан Славомир, вы это всё со слов няни юной Острожской знаете?

Пожилой шляхтич кивнул.

– В отличие от прочих, пани Янина не имела в этой истории никакого личного интереса – посему я полагаю возможным верить её рассказу без изъятья…. С вашего дозволу, пан Станислав, я продолжу.

До Белой Церкви беглецы добрались беспрепятственно за два дня, переночевав в постоялом дворе на берегу Гороховатки – благо, шли налегке, верхоконно, лошади были отдохнувшими, не умученными дальней дорогой. Но уже в Фурсах юная княгиня без сил сползла с седла, жалуясь, что более верхами ехать ей нет мочи – и молодой Сангушко принужден был купить возок, в который была погружена Эльжбета со своей няней. Скорость поезда заметно упала – и до Бердичева им пришлось ехать три дня, весь же путь до Влодавы, в которой их застал гонец с чёрными вестями из Кнышина, занял у беглецов ровно две недели.

Пан Станислав прикинул что-то в уме, молча что-то подсчитал, шевеля губами – и, покачав головой, заметил:

– Плохо шли. Едва по тридцать вёрст в сутки. По зимнему пути – что-то совсем мало.

Веренич кивнул.

– Мало. И дело даже не в том, что возок с молодой княгиней и пани Яниной мешал быстрому ходу – беда в том, что пани Эльжбету страшно укачивало в возке, и ежечасно она исторгала из себя всё, что ей подавали на постоялых дворах. К этому ещё добавлялась постоянная головная боль, на которую она жаловалась и пани Янине, и пану Дмитрию, и непрестанные смены настроения – Эльжбета могла засмеяться, увидев бегущего по полю зайца, и тотчас заплакать, уверив Янину, что оному зайчику холодно и неуютно в декабрьской степи…

В горнице повисла тишина. Затем пан Станислав настороженно спросил:

– Вы, пан Славомир, имеете в виду то, о чём я подумал?

– Именно, пан Станислав. И очень скоро об этом догадался весь маленький отряд.

– Но ведь нигде и никто не говорил, что Гальшка была цяжарна?

– Никто и никогда.

Межевой комиссар от волнения даже встал.

– Остановите ваш рассказ, пане Славомиру. Вы хотите сказать, что Эльжбета Острожская в час бегства уже была непраздна? И, что, клянусь большой княжеской печатью, куда важнее – она не потеряла ребёнка?!?! У Дмитрия Сангушко родился наследник?

Пожилой шляхтич вздохнул и ответил:

– Не потеряла. Благополучно разрешилась от бремени в Познани, в доме своей матери, аккурат на святителя Николая Мирликийского.

Пан Станислав прошептал едва слышно:

– Как страшно повторяется судьба…. Отец Эльжбеты не увидел своё дитя, и отец её ребёнка тоже погиб до его рождения…. – А затем, сев и взглянув в глаза пожилого шляхтича, спросил: – Кто же родился у Гальшки? Сын? Дочь? И какова дальнейшая судьба ребёнка несчастного князя Дмитрия?

Веренич-Стаховский не спеша разлил по кубкам остатки мёда, пригубил из своего едва полглотка – и ответил:

– Сын. О котором вы, пане Станислав, немало слышали в своей жизни.

Немного помолчав, межевой комиссар осторожно спросил:

– Уж не хотите ли вы сказать, что пани Янина Лисовская стала нянькой сына Гальшки, маленького Северина, позже принявшего имя Наливайки? Ведь так, пане Славомиру, вы к этому ведете свой рассказ?

Пожилой шляхтич едва заметно ухмыльнулся в усы.

– Проницательность и быстрота ума у вас, пане Стасю, отменны…. Да, именно так.

– Но допрежь этого была страшная, жестокая и брудная история в Богемии, когда Зборовские лишили жизни благородного князя Сангушко, безоружного, едва ли не в ночной рубахе… Так?

– Так, пане Стасю. Я знаю эту историю едва ли не из первых рук, пани Янина всё это видела, она же омывала тело князя Дмитрия перед погребением в Яромерже….

– Так значит всё это правда, про Мартына Збровского?

– Истинная.

– Признаться, я довольно долго не верил, что такой почтенный, умудрённый годами, известный своими достоинствами шляхтич решился на такое…. Расскажите же, пане Славомиру, все, что вам поведала пани Янина, о той трагедии в Богемии.

– Как угодно, пане Стасю, мне это не в тягость, тем более – дела это давние, все персоны, в том замешанные, благополучно ушли в мир иной, да и, шутка сказать, почитай, семьдесят с лишком лет прошло… Мёртвые меня не осудят, а живым та история – в пример и в назидание.