Ночь без конца

Очень многие не одобряли мой образ жизни. Думаю, вы назвали бы их моими доброжелателями. Но это было как раз потому, что они ровно ничего про меня не понимали. Они хотели, чтобы я завел себе постоянную хорошую девушку, скопил денег, женился на ней, остепенился и поступил на постоянную хорошую работу. И так – день за днем, год за годом, бесконечно замкнутый мир, аминь. Нет уж – не для вашего покорного слуги! Должно же быть что-то получше этого. Не только же эта покорная защищенность, старое доброе благополучие, плетущееся куда-то без мысли и без цели! Ведь, несомненно, в мире, где человек способен запустить спутник в самое небо, где люди уже громко говорят о полетах на звезды, должно существовать что-то такое, что побуждает тебя действовать, заставляет твое сердце биться сильнее, что стоит искать – хоть весь мир обойти, но найти! Раз, помню, шел я по Бонд-стрит[4]. Это было, когда я официантом работал и шел заступать на смену. Шагал и смотрел на мужскую обувь в витрине. Ох и ботиночки там были – не вшивенькие! Как в газетной рекламе говорится: «

Что сегодня носят успешные мужчины» – и картинка – успешный мужчина, о котором речь идет. Можете мне поверить – он обычно выглядит как настоящий прохвост. Ох и смешила меня такая реклама, честно, смешила…

От ботинок я перешел к следующей витрине. В этом магазине продавали картины. В витрине – всего три картины, искусно украшенные, с драпировкой из мягкого бархата какого-то неопределенного цвета по углам золоченых рам. Ну, в общем – сладкие слюни, если вы понимаете, что я хочу сказать. Я не из тех, кого живопись так уж интересует. Зашел как-то раз в Национальную галерею – просто из любопытства. Ну и тощища, скажу я вам! Огромные, ярко раскрашенные картины сражений в горных долинах между скал или изможденные святые, сплошь утыканные попавшими в них стрелами. Портреты великолепных, жеманно улыбающихся дам, кичащихся своими шелками, кружевами и бархатом. Я тогда сразу же решил, что это Искусство – не для меня. Но картина, на которую я теперь смотрел, как-то отличалась от всех. Картин в витрине было всего три. Одна изображала пейзаж, красивый, только я бы сказал – вполне повседневный. На другой была женщина, нарисованная так удивительно, что и понять трудно было, что это – женщина. Думаю, это то, что называется art nouveau

[5]. Мне непонятно, зачем такое. А вот третья картина была картина моя. Ничего такого особенного на ней не было, если вам понятно, что я хочу сказать. Она была… как бы мне ее описать? Она была вроде как совсем

простая. Много свободного пространства и в нем несколько огромных расширяющихся колец, одно вокруг другого, если можно так сказать. Все – разных цветов, таких цветов, что и ожидать никак было нельзя. И там и сям – отдельные, чуть намеченные пятна цвета, которые, казалось, вроде ничего не означают. Только на самом-то деле они каким-то образом что-то означали. Хорошо описывать у меня не очень получается. Только могу сказать одно: на эту картину хочется смотреть и смотреть.

Так я и стоял там, с каким-то странным ощущением, будто со мной случилось что-то необыкновенное. Кстати, про те замечательные ботинки: мне хотелось бы такие носить. Ну, я что хочу сказать, я вообще-то очень слежу за тем, как я одет. Люблю быть хорошо одетым, чтоб впечатление хорошее производить, но ни за что в жизни не стал бы всерьез думать о том, чтоб пару ботинок себе на Бонд-стрит покупать. Я же знаю, какие фантастические у них там цены. Пара башмаков может стоить целых пятнадцать фунтов! Ручная работа, или что там еще, так они объясняют, чтоб было понятно, что оно стоит того. По сути – просто деньги на ветер. Конечно, классная обувь, да только ведь и за класс можно здорово переплатить. А у меня голова все-таки правильно на плечах привинчена.

Зато вот эта картина… Сколько она может стоить? Я задумался. Предположим, я бы решил эту картину купить?.. Ты – псих, сказал я себе. Тебя же не интересуют картины, вообще не интересуют. Вообще-то это было верно. Но эту картину я хотел… Хотел, чтобы она была моя. Хотел повесить ее и смотреть на нее, сколько захочется, и знать, что она принадлежит мне! Чтобы мне вдруг захотелось иметь картину – да это бессмыслица какая-то! И все равно – я, скорее всего, это не потяну. По правде говоря, в тот момент я был как раз при деньгах. Удачно на лошадку поставил. Но картина вполне может стоить целую уйму денег. Фунтов двадцать? Двадцать пять? В любом случае, что за беда, если я спрошу? Не съедят же они меня, верно? Я вошел, чувствуя прилив агрессивности, готовый к обороне.