За всем этим, я думаю, крылось другое – нехватка кого-то или чего-то… Но, чтобы продолжить то, о чем я говорил, – был там у меня один старикан, я часто возил его на Ривьеру. Ему на Ривьере дом строили. Вот он и ездил – смотреть, как там дела идут. Архитектором был Сантоникс. Не знаю, какой он был национальности. Сначала я решил, что англичанин, хотя имени такого странного до тех пор не слыхал никогда. А теперь думаю, он не англичанин был. Скорее скандинав какой-нибудь. Человек он был больной, я это сразу увидел. Молодой, очень светловолосый и худой, а лицо какое-то странное, вроде искривленное. Две стороны этого лица как-то не соответствовали одна другой. Он порой терял терпение, разговаривая со своими клиентами. Вы бы могли подумать, что раз они ему платят, то должны и музыку заказывать, должны командовать и говорить жестко. Только это было наоборот. Говорил жестко и командовал Сантоникс, и он всегда был совершенно в себе уверен, а вот они – нет.
Помнится, стоило нам приехать, тот мой старикан просто кипел и пенился от ярости, когда увидел, как там дела идут. До меня обычно доносились обрывки разговоров, когда я стоял поблизости, чтобы помочь в случае чего, выполняя свои шоферские и всякие другие мелкие обязанности. Всегда можно было ожидать, что моего мистера Константина удар хватит или сердечный приступ.
– Вы не сделали того, что я говорил, – чуть ли не визжал он. – Вы потратили слишком много денег. Гораздо, гораздо больше денег. Мы договаривались не так. Это обойдется мне значительно дороже.
– Вы совершенно правы, – отвечал Сантоникс. – Но эти деньги необходимо потратить.
– Они не будут потрачены! Они
– Тогда вы не сможете получить такой дом, какой хотите, – сказал Сантоникс. – Я
– Это будет ужасно. У-жа-сно!
– О нет! Беда в том, что вы сами не знаете, чего хотите. Или, по крайней мере, всякому может так показаться. Но на самом деле вы прекрасно знаете, что вам нужно, только не можете представить это в своем воображении. Не можете это четко увидеть. Зато я это
Он часто говорил им такие вещи. А я обычно стоял там и слушал. Так или иначе, но мне было понятно, что тот дом, какой он строил там, среди сосен, с видом на море, будет не таким, как обычные дома. Одна его половина совсем не выходила на море, как это обычно бывало. Она глядела в противоположную сторону – вверх, на неизменный изгиб линии гор вдали, вверх, на проглядывающее меж вершинами холмов небо. Это было совсем необычно и очень увлекательно.
Порой Сантоникс со мной разговаривал, когда я там дежурил. Он говорил:
– Я строю дома только для таких людей, для кого
– То есть для людей богатых?
– Они должны быть богаты, иначе не смогли бы заплатить за дом. Но деньги вовсе не главное, что мне от этих домов хочется получить. Меня не это заботит. Мои клиенты должны быть богаты, потому что я хочу сделать такой дом, который будет стоить тех денег. Видишь ли, одного дома недостаточно. Он нуждается в обрамлении. В оправе. Это не менее важно. Как рубин или изумруд. Красивый камень – это всего лишь красивый камень. Он не ведет тебя никуда дальше. Он ничего не означает, он не имеет ни формы, ни смысла, пока у него нет оправы. А оправа должна иметь красивый драгоценный камень, достойный ее. Ты видишь, я беру оправу из ландшафта, где она существует сама по себе. Она не имеет смысла, пока в ней не появится мой дом, с гордостью красующийся в ее объятиях, точно настоящая драгоценность.
Он взглянул на меня и засмеялся:
– Не понимаешь?
– Пожалуй, нет, – медленно произнес я. – И все-таки – как-то, по-своему, – кажется, понимаю…
– Такое вполне может быть. – Сантоникс смотрел на меня с любопытством.
Мы снова приехали на Ривьеру через некоторое время, когда дом был уже почти окончен. Не стану его описывать – все равно не сумел бы сделать это как надо, – только это оказалось что-то совершенно особенное, и он был
– А знаешь, я мог бы построить дом
– Да я и сам не знал бы, – честно признался я, покачав головой.