Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень

– Этого я не знаю. Но не особенно долго, потому что, когда я вернулась в зал, Расма уже была там. Скоро вошел и Улас.

– Откуда у вас такая уверенность, что в мастерской находились именно Инсберга и Улас?

– Я узнала их по голосам!

– Вы слышали, что они говорили?

– Ой нет! Они перешептывались совсем тихо. Да и вообще много слов не тратили… – Ирена хмыкнула, явно чего–то не договаривая, так что Гирту опять пришлось ее подтолкнуть.

– Дальше, дальше что?

– Вполне возможно, что они целовались, однако ручаться не могу – не видела, мне только послышалось. В какой–то момент я даже хотела подсмотреть через дверь мастерской, но потом решила – подальше от греха… Я сильно сомневаюсь, чтобы они могли кого–либо заметить.

Поспешно записав в блокноте нужные сведения, Рандер остановил взгляд на Ирене. Сочинить все это ей, пожалуй, было не под силу. Кроме того, он вспомнил осыпавшийся пепел от сигареты на полу пустой комнаты. И если то, что рассказывала Ирена, – правда, то тут было над чем поломать голову!

– Ладно, – Гирт закрыл блокнот, – спасибо! Те факты, о которых вы только что рассказали, могут оказаться чрезвычайно важными. Только… в этой связи я попрошу вас пока о нашей беседе никому не рассказывать! Понимаете? Это тоже очень важно.

Ирена несмело кивнула, потом спросила:

– Могу я теперь идти?

Получив утвердительный ответ, она прерывисто вздохнула, поднялась и вышла в зал.

Рандер машинально вынул сигарету и не торопясь закурил. Значит, Расма и Улас… Если они вместе находились и на кухне, и в мастерской, то совершенно естественно, что Уласа не могли встретить ни Зирап, ни Ирена, следовательно, это неясность отпала. Целовалась Расма с Уласом или нет, но теперь приходилось принимать во внимание два обстоятельства: во–первых, они во время рокового получаса находились на кухне, и, второе, – оба этот факт скрыли.

Неожиданно Гирт вспомнил разговор, состоявшийся днем после приезда гостей у автобусной станции, где Инсберг ждал их на своем «Москвиче». Улас поздоровался и, намекая на обычай сельских жителей Латвии – величать хозяев по названию хутора, – шутливо сказал Юрису: «Значит, отныне ты стал Межазис!» [1]. Актриса, как–то странно глянув сперва на мужа, потом на юбиляра, не без ехидства заметила: «Смотри, как бы и у тебя не выросли рога!…» Сейчас эта, казалось бы, безобидная шутка Дины приобрела в глазах Рандера совсем иной смысл и вес. Очевидно, Дина знала или, по крайней мере, догадывалась об отношении своего мужа к жене Инсберга. Улас, откровенно говоря, Гирта нисколько не удивил, скорее уж Расма… Хотя – почему, собственно, она? Что он, по сути дела, знал об этой женщине да и вообще о семейной жизни Юриса?

Что ни говори – появился еще какой–то мотив. Отныне подозрения ложились как на Уласа, так и на Расму: у нее, например, могло возникнуть желание избавиться от мужа. Конечно, такая вероятность существовала главным образом чисто теоретически, потому что Расма могла с Юрисом преспокойно развестись или просто от него уйти. Куда более реальной представлялась другая версия: Юрис, узнав о неверности жены, начал ее упрекать, вспыхнула ссора, во время которой он набросился на нее, а она в гневе… Однако самые тяжелые подозрения вызывал Улас. Он, бесспорно, имел основание убрать Юриса с дороги, особенно в том случае, если Расма почему–либо не соглашалась официально развестись с мужем. Возможно, произошла стычка между ревнующим супругом и любовником жены, а в таком случае чего только не бывает… Наконец, Юриса они могли убить вместе. Существовал и еще вариант: один из них знал о преступлении другого или даже был его свидетелем.

Невыясненным оставалось одно обстоятельство: Гирту не верилось, что Ирена все это время волновалась лишь потому, что застала в мастерской Расму с Уласом. Наверняка была и другая причина, но пока она не давалась Гирту в руки.

Он посмотрел на часы; время было позднее – до полуночи оставалось шесть минут. Снова взялся за блокнот и начал сопоставлять результаты опроса. Нужно было составить как можно более наглядную картину о передвижении всех гостей в течение рокового получаса. Рандер собрал воедино все данные, тщательно сравнил их, расположил по времени и наконец набросал в блокноте следующую схему:

9.00 – 9.06.

Алберт Алберт в кабинете смотрит телевизор.

Харалд Улас находится в зале.

Эдвин Калвейт – в «будуаре».

Вилис Зирап занят радиолой.

Расма Инсберга – в зале.

Ирена Алберта в «будуаре» рассматривает журнал.

Дина Уласе – в кабинете смотрит телевизор. Юрис Инсберг – неизвестно.

9.06.

Алберт из кабинета направляется в столовую.

9.07.

Расма из зала идет на кухню.

9.08.

Улас выходит из зала – как будто бы в спальню (а фактически, может быть, сразу на кухню?).

9.09.

(Не позже.) Улас уходит на кухню (утверждает, что остался в спальне).

9.10.

Ирена из «будуара» идет в пустую комнату. Калвейт из «будуара» выходит в зал.

9.11.

Расма из кухни входит в мастерскую (утверждает, что была только на кухне).

Улас из кухни входит в мастерскую (показывает, что по–прежнему оставался в спальне).

9.12.

Алберт из столовой идет в зал.

9.14.