Ночь нежна

Хохотала же она больше всего потом, уже в предрассветных сумерках, когда шестеро из них, лучшие из лучших, самые стойкие и благородные реликты вечеринки, в вестибюле отеля «Ритц» втолковывали ночному портье, что ждущий за дверью генерал Першинг требует икры и шампанского. «Он не потерпит никакого промедления. В его распоряжении весь армейский арсенал и личный состав». Невесть откуда появившиеся официанты лихорадочно забегали, здесь же, в вестибюле, был моментально накрыт стол, и генерал Першинг в лице Эйба торжественно проследовал к нему сквозь строй своих спутников, которые, вытянувшись по стойке смирно, приветствовали его, невнятно бормоча кто что помнил из военных песен. Обиженные подобной выходкой официанты явно утратили рвение, и тогда шутники устроили для них западню, соорудив из всей имевшейся в вестибюле мебели фантастическую конструкцию, напоминавшую одну из причудливых мультяшных «машин Руба Голдберга». Глядя на нее, Эйб с сомнением покачал головой и произнес:

– Может, лучше украсть музыкальную пилу и…

– Ну, хватит, – перебила его Мэри. – Когда Эйб начинает фантазировать, это значит, что пора заканчивать. – Озабоченно повернувшись к Розмари, она вполголоса пояснила: – Мне нужно увезти его домой. Гаврский поезд отбывает в одиннадцать. Очень важно, чтобы Эйб не опоздал на пароход, я чувствую, что все наше будущее зависит от этого, но когда о чем-нибудь прошу его я, он все делает точно наоборот.

– Давайте я попробую его уговорить, – предложила Розмари.

– Вы? – с сомнением спросила Мэри. – Ну что ж, может, вам и удастся.

В этот момент к Розмари подошел Дик.

– Мы с Николь едем домой и подумали – может, вы захотите поехать с нами?

В свете неверной зари лицо Розмари выглядело бледным и усталым. На щеках вместо дневного румянца лежали тусклые тени.

– Не могу, – ответила она. – Я обещала Мэри Норт остаться с ними, ей одной ни за что не дотащить Эйба до постели. Может, вы поможете?

– Разве вы не знаете, что в таких делах ничем помочь нельзя? – наставительно ответил Дик. – Будь Эйб моим соседом по студенческому общежитию, который впервые в жизни напился, другое дело. А теперь уже ничего не поделаешь.

– Ну, я все равно должна остаться. Он обещал поехать домой и лечь спать, если мы съездим с ним на рынок в Ле-Аль, – сказала она едва ли не вызывающе.

Дик легко коснулся губами ложбинки на сгибе ее локтя.

– Только не позволяйте Розмари возвращаться в отель одной, – обращаясь к Мэри, крикнула Николь, когда они отъезжали. – Мы отвечаем за нее перед ее матушкой.

…Вскоре Розмари, Норты, владелец фабрики звуковых механизмов для говорящих кукол из Ньюарка, вездесущий Коллис и тучный, пышно разодетый нефтяной магнат, индиец по имени Джордж Т. Хорспротекшн, уже ехали верхом на груженной морковью рыночной повозке. Морковная ботва сладко пахла землей, а Розмари сидела так высоко на морковной куче, что едва различала своих спутников в темноте между редко попадавшимися фонарями. Их голоса доносились издалека, будто это была отдельная от нее компания, занятая чем-то другим, – другим и не имеющим к ней никакого отношения, потому что она всей душой была с Диком, сожалела, что осталась с Нортами, и мечтала оказаться в отеле, знать, что он спит в комнате наискосок, а лучше всего – чтобы он был здесь, рядом, под теплым покровом струящейся с неба темноты.

– Не влезайте сюда, – крикнула она Коллису, – а то морковь обрушится!

Она взяла одну морковку и запустила ею в Эйба, который неподвижно, по-стариковски ссутулившись, сидел рядом с возницей…

Позже, когда совсем рассвело и над Сен-Сюльпис взмыли в воздух голуби, ее наконец везли домой, и все вдруг начали хохотать: их рассмешило то, что прохожим на улицах казалось, будто уже наступило яркое теплое утро, между тем как для них самих, конечно же, еще длилась предыдущая ночь.

«Ну вот я и отведала разгульной жизни, – думала Розмари. – Только без Дика это ничуть не весело».

Она смутно ощущала легкий привкус предательства, и это ее печалило, но тут внезапно в поле ее зрения попал какой-то движущийся предмет. Это был гигантский каштан в полном цвету, который везли на Елисейские Поля: он лежал, привязанный к грузовой платформе, и как будто колыхался от смеха – как красивый человек, оказавшийся в неприглядной позе, но все равно уверенный в том, что хорош собой. Завороженно глядя на него, Розмари вдруг представила себя таким вот каштаном, весело рассмеялась, и вмиг все снова стало прекрасно.

XIX

Гаврский поезд уходил с вокзала Сен-Лазар в одиннадцать часов утра. Эйб стоял один под закопченным стеклянным дебаркадером, реликтом семидесятых – эры Хрустального дворца. Руки того землистого оттенка, который придает коже только долгий беспробудный кутеж, он держал в карманах, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Было видно, что волосы на его непокрытой голове зачесаны назад только сверху, нижние торчали как попало. Не прошло и двух недель, а в нем уже трудно было узнать атлета-пловца с пляжа отеля Госса.