Ночь нежна

– Да можно сказать, до этого не дошло. По крайней мере я так думаю. Я старался держаться отстраненно, но, боюсь, ничего такого, что изменило бы ее отношение ко мне, если оно действительно было сколько-нибудь глубоким, не случилось.

Похоже, тот факт, что «удар милосердия» наносить не потребовалось, немного уязвил его.

– Судя по ее разговору с сиделкой, я склонен предположить, что она все поняла, – сказал Франц.

– Тем лучше.

– Да, вероятно, это наименее болезненный выход. Она не показалась мне излишне возбужденной – лишь немного более обычного рассеянной.

– Ну что ж, тогда все хорошо.

– Дик, вы приезжайте ко мне, и если можно, поскорее.

VIII

На протяжении последовавших нескольких недель Дик испытывал крайнее недовольство всем на свете. Начало, связанное с патологией, и принудительная развязка истории оставили отвратительный металлический привкус. Это была нечестная игра на чувствах Николь, а что, если она ударит и по его собственным чувствам? Ему необходимо было избавиться от наваждения постоянно видеть во сне, как она идет по больничному парку, помахивая соломенной шляпой с широкими полями…

Один раз он увидел ее наяву, когда проходил мимо отеля «Палас»: как раз в этот момент к вогнутому полумесяцу фасада подкатил шикарный «Роллс-Ройс». Миниатюрная по сравнению с гигантскими пропорциями автомобиля, управляемого силой воображаемой сотни лошадей, Николь сидела рядом с молодой женщиной – своей сестрой, как догадался Дик. Николь увидела его, и ее губы инстинктивно слегка разомкнулись, словно она беззвучно вскрикнула от испуга. Дик поглубже надвинул шляпу и прошел мимо, но на миг в воздухе вокруг него заверещали, беснуясь, все гоблины Гроссмюнстера. Он попытался освободиться от морока, подробнейшим образом, сугубо профессионально изложив на бумаге историю ее болезни и прогноз вероятности рецидива под воздействием стрессов, которые жизнь поставляет в изобилии. Получился солидный трактат, вполне убедительный для любого специалиста, но только не для автора.

Единственным результатом затраченных усилий явилось то, что он лишний раз убедился, насколько глубоко задеты его чувства, а убедившись, решительно принялся искать противоядия. Одним из них оказалась телефонистка из Бар-сюр-Об, совершавшая тур по Европе, от Ниццы до Кобленца, в отчаянной попытке вернуть хоть часть поклонников, недостатка в которых не знала в памятный неповторимо-веселый период жизни. Другим – поиск возможности в августе вернуться домой на каком-нибудь правительственном американском транспорте. Третьим – уход с головой в работу над корректурой книги, которая осенью должна была быть представлена немецкоязычному сообществу психиатров.

Впрочем, Дик уже перерос собственную книгу, ему хотелось с головой окунуться в новую кропотливую работу. Ее можно было осуществить, получив в рамках научного обмена какую-нибудь стипендию – это позволило бы ему свободно располагать временем.

А пока он планировал новую книгу – «Попытка систематизации и практической классификации неврозов и психозов, основанная на изучении полутора тысяч случаев из психиатрической практики как до, так и после Крепелина, диагностированных в терминологии различных современных школ» – с не менее выспренним подзаголовком: «С приложением хронологического обзора теорий, выдвинутых этими школами независимо друг от друга».

По-немецки такое название звучало бы грандиозно[32]

.

Направляясь в Монтрё, Дик неспешно крутил педали, любуясь Югенхорном, когда тот появлялся в поле его зрения, и щурясь от солнечных бликов, отражавшихся от озерной глади и просверкивавших сквозь кроны деревьев, которые окружали вытянувшиеся вдоль берега отели. Он без труда узнавал державшихся кучками англичан, которые появились здесь снова после четырехлетнего перерыва; подозрительными, настороженными взглядами людей, в любой момент ожидающих нападения обученных немцами диверсантов, которыми, конечно же, кишит столь сомнительная страна, они напоминали персонажей детективного романа. Повсюду на необозримой груде обломков, оставленных горной лавиной, шел процесс возрождения: расчищались площадки, ширилось строительство. В Берне и Лозанне Дика озабоченно спрашивали, приедут ли в этом году американцы. «Может, если не в июне, то хотя бы к августу?»

На нем были кожаные шорты, армейская рубашка и горные ботинки. В рюкзаке лежали хлопчатобумажный костюм и смена белья. На станции глионского фуникулера он сдал в багаж велосипед и, усевшись на открытой террасе станционного буфета с маленькой кружкой пива, стал наблюдать, как крохотный жучок-вагончик сползает с горы, имеющей наклон в восемьдесят градусов. В ухе у него запеклась кровь – следствие бурного спринта, которым он, вдруг возомнив себя недооцененным атлетом, рванул в Ла-Тур-де-Пельц. Попросив у буфетчика чего-нибудь крепкого, он промыл ушную раковину, пока вагон вплывал на нижнюю площадку фуникулера. Дик увидел, как грузят его велосипед, засунул рюкзак в багажное отделение и зашел в вагон.