Ночь пламенных воспоминаний

Номер действительно был великолепным. Из огромных окон открывался вид на Музыкальный ряд и на реку Камберленд. Обстановка гостиной включала диван, кресла и подобранные со вкусом лампы — не светильники в промышленном стиле, а настоящие настольные лампы с изящными абажурами; пол устилал персидский ковер. Рабочую зону ограничивала мини‑кухня. Слева от обеденного стола на восьмерых была большая, полноценная кухня; две двери, как предположила Брук, вели в ванную и спальню. С кроватью. Вероятно, тоже уютной.

Она повернулась спиной к этим дверям и подошла к окну, выходившему на Музыкальный ряд. Краем глаза у одного из стульев, стоявших у стены, она заметила вещевой мешок, на который были брошены защитный жилет и веревки — наверняка лассо. Оглядевшись, она увидела, что на спинке стула у обеденного стола висят кожаные ковбойские штаны, а на гранитный прилавок кухни брошена черная шляпа. Вокруг кофейника в мини‑кухне стояли немытые чашки, рядом валялись пластиковые пакеты из магазина.

Что ж, значит, Флэш не аккуратист, подумала Брук. Почему‑то это сделало его в ее глазах более… реальным. Во всяком случае, более нормальным. Она поняла, что он не идеал, который она сама себе нафантазировала, и не отморозок, каким его изображали СМИ. Что он обычный человек из плоти и крови.

Причем достаточно обеспеченный, если он смог позволить себе такой номер в гостинице. Вообще, наездники родео не славятся своей склонностью к удобствам и комфорту. Половина из них летом вообще живет в своих машинах или спит на полу, потому что хорошие деньги на родео получают только победители. Хотя Хлоя что‑то говорила о том, что Лоуренсы — миллиардеры? Кажется, был какой‑то намек, когда она упомянула о лучших адвокатах…

Насколько богат Флэш?

— У меня есть чай. — Голос Флэша выдернул Брук из размышлений. — Я не знал, какой ты любишь, поэтому принес разные пакетики. Горничная дала мне электрический чайник, так что тебе не придется пить чай с привкусом кофе.

Надо же, какой заботливый. Если Флэш и дальше будет таким обаятельным и заботливым, ей конец.

— А зеленый есть?

— Жасминовый или персиковый? — Брук услышала, как прошуршали пакетики. — О, есть еще и зеленый без добавок.

— Жасминовый, пожалуйста.

Брук была вынуждена постоянно напоминать себе, зачем она здесь. Вовсе не потому, что она скучала по Флэшу, или что он скучал по ней, или что им хорошо было в постели, или что им в постели будет еще лучше. Она здесь потому, что Бину целых четыре месяца, а с отцом он провел жалкие двадцать минут. Она здесь для того, чтобы Флэш сдержал свое слово и перестроил свою жизнь. Чтобы убедиться, что с Флэшем ее сыну ничего не будет угрожать. И что ей с Флэшем будет безопасно.

Брук хотела быть уверенной в том, что он не оставит ее без своей помощи в воспитании сына, когда жаркая страсть, бросающая их в объятия друг друга, остынет.

Ведь она остынет, не так ли?

Флэш не из тех, кто остепеняется. Он предпочитает свободные отношения и встречается только с теми женщинами, которые ему нравятся. Именно таким он был год назад.

Однако же он ждал ее у задней двери «Синей птицы». И приехал к ней домой. Он постоянно твердил, что после той ночи не смотрел ни на одну женщину. Сможет ли он быть верным ей, даже если они не поженятся? Честно ли с ее стороны требовать от него этого, если она отвечает ему «нет»?

Брук понимала: она хочет всего этого — страстного секса с идеальным мужчиной, свою карьеру и равноправного партнера по воспитанию Бина. Но если она скажет ему об этом, он вытолкает ее взашей, а она не получит даже части из желаемого. Сейчас у нее на первом месте сын. А ее эгоистичные пожелания и физические потребности останутся на потом.

Вот неразбериха! Брук потерла глаза.

— Ты хоть поспала? — спросил Флэш. Брук увидела в окне его отражение позади себя. Он стоял, привалившись к мини‑кухне, и наблюдал за ней. — Сегодня ты выглядишь получше.

Вот и закончилось легендарное обаяние. Брук отлично знала, как выглядит: обрезанные шорты, свободная майка, небрежно завязанный хвост и бейсболка с «Нэшвилл предейторз».

— Другого комплимента у тебя не нашлось?

Флэш подошел к ней и, усмехнувшись, взял ее за руку. От его прикосновения по ее телу прокатилась волна трепета.

— Я мог бы сказать, что ты сейчас красивее, чем когда‑либо, но мы же с тобой отказались от лести, верно? — Наклонившись, он добавил шепотом: — И это главное, детка, я не намерен лгать тебе. Раньше не лгал и начинать не собираюсь.

Брук поняла намек.

— Ладно. Я опять прошу прощения за то, что не рассказала тебе о ребенке. — Флэш ничего не сказал, и она спросила: — Ты все еще злишься на меня?

Флэш продолжал молчать, и у Брук от напряжения похолодело в желудке. Что же будет дальше?

Наконец он заговорил:

— Я все еще работаю над собой. Я хочу доверять тебе, но… — Он откашлялся. — И я прошу у тебя прощения за вчерашнее. Больше я не буду пытаться принимать за тебя решения.

Это был тот самый Флэш, который ждал ее позади «Синей птицы», тот, который говорил правильные вещи в правильное время. Тот, который вызывал у нее желание.