Ночь с роскошной изменницей

А ведь ей хотелось того же, что и ему! Отрицать – значило солгать. Она хотела, чтобы он ее поцеловал. Прямо на этой кухне, из которой не так давно выводил ее едва ли не в наручниках. Прямо в этих вот стенах, о которые никогда, наверное, не бились волны такой сокрушительной силы. И это было совсем другое, не то, что заставило ее целовать Никиту. Что-то более острое и пряное, что-то жгучее и хмельное. Острие опасности, может, так?..

– Ты знакома с Кочетовыми? – хмуро рассматривая стоящую перед ним девушку, спросил Олег.

– Пожилая супружеская пара? Постоянно с бидончиком и плетеной корзинкой и постоянно вдвоем. Это ты о них?

Говорить ему «вы» показалось вдруг глупым.

– Уж не знаю про корзинку и бидончик, но их окна выходят на дом вдовы Баулиной. И в их дворе так же имеется водопад с прудом, полным искусственных лотосов.

– Считаешь, что Таня могла быть у них? Так ты не будешь кофе?

Соня подхватила из раковины турку, а другой рукой жестяную банку с зернами и чуть ею потрясла. Зерна с мягким шелестом ворохнулись в банке, заставив его цинично ухмыльнуться.

Как все, черт побери, прозаично. Вот откуда шел дурман, засылающий ему в мозг преступные мысли о покровительстве. Запахом пережаренных кофейных зерен пропитались здесь все стены.

– Кофе? Нет, пожалуй, кофе не буду. – Олег кивнул на окно. – Ваш Виктор Гаврилович очень наблюдательный. Заметил, к примеру, что в утро, когда была найдена твоя подруга на берегу озера, охранник ночевал у вдовы Баулиной. Он застал его там чрезвычайно вспотевшим, нервным и возбужденным.

– И что? – Соня пожала плечами, убирая в навесной шкаф банку с кофе и пристраивая на полке над раковиной вымытую и высушенную полотенцем турку. – Может, он только с постели поднялся.

– А чего же тогда нервничать? И опять он врал мне, а любое вранье должно иметь причину. Почему он не сказал, что пропускал через блок-пост Сочельникову? И что-то подсказывает мне, что делал он это неоднократно.

– А точно делал? – Соня глянула на него внимательно – не шутит ли, не издевается, кто знает, может, это очередная милицейская уловка, предназначенная для усыпления ее бдительности.

– Думаю, да, – выдержал ее взгляд Снимщиков. – Как-то она сюда попала в тот день, когда ее убили. Не через дырку же в заборе, в самом деле! К тому же Виктор Гаврилович заверил меня, что в вашем ограждении никаких дыр нет. Следят за этим господа-хозяева. Так-то… Ну, ты готова или нет?

Она кивнула, и через мгновение они уже запирали кухонную дверь, выходящую прямо на улицу. Соня нацепила на нос солнцезащитные очки, вдела руку в тесную дужку ручек сумочки и пошла по дорожке впереди Олега.

А ему иди и рассматривай! Рассматривай и потом обливайся!

Переоделась, называется!.. Взяла и поменяла короткую юбку на узкие брюки и тесную футболку. Панацея, по ее понятиям, от его заблудившегося воображения. Как бы не так, как бы не так. В такой тесноте каждый шовчик ее белья был виден отчетливо, и то, что под ним угадывалось, тоже. Вот мучение ему выпало сегодня, вот мучение.

– Слушай, кто такие Кочетовы? Что ты о них знаешь? – спросил Олег по дороге, чтобы хоть ненадолго отвлечься от разглядывания ее прелестей. – Могла твоя Татьяна курить в форточку в их доме, а не в доме Баулиной?

– Не знаю, – ответила Соня. – Я и про них ничего не знаю, и про Баулину. Да и сама Татьяна… Я ведь ничего о ней не знаю. Не знала все эти четыре года, не знала и до того, как она исчезла. Кто были ее друзья, каков был род ее занятий… Все осталось и ушло вместе с ней.

– Но она не могла так долго где-то жить невидимкой! Какой-то след она да оставила.

– Мы опять возвращаемся к той самой теме. – Соня поморщилась, заметив, как движется следом за ними по обратную сторону забора белоснежная панама Виктора Гавриловича. – Документы! На чье имя у нее были документы?! Узнаем это – узнаем, где она была.

– Уверена? – Олег тоже заметил панаму и, тронув Соню за локоток, ткнул в сторону забора пальцем. – Видела? Бдит старичок, молодец…

Старичок, кажется, услыхал. Панама из виду исчезла, правда, ненадолго. Появилась она вместе с любопытным Виктором Гавриловичем возле кованой калитки дачи Сочельниковых.

– Слыхал, к Кочетовым путь держите? – деловито осведомился он, не заботясь о смущении и приличиях.

Олег кивнул.

– Домой не ходите, нет их там. К озеру пошли прогуляться. Они любят там гулять. Каждый день причем. – Тут глаза деда сделались до невозможного таинственными, в них заплескался вполне откровенный намек, и он добавил, видимо, для тех, кто на бронепоезде: – Каждый день, и утром тоже. Ранним утром…

И, не прощаясь, ушел к себе.

– Экземпляр, однако! – не хотел, да присвистнул Снимщиков. – Информацией обрастаю, как снежный ком. Что-то нам еще преподнесут супруги Кочетовы?

С Кочетовыми договориться оказалось много сложнее. Супруги тесно жались друг к другу и на контакт идти совершенно не хотели. Мямлили что-то нечленораздельное. То и дело переглядывались. Потом и вовсе замолчали. Это когда Снимщиков полез к ним с вопросами о том злосчастном утре, когда нашли труп Сочельниковой-младшей.