Читаем Ночь - царство кота полностью

До Артема дошел, наконец, весь юмор ситуации. Библиотекарша час назад тоже приняла их за пару с ребенком, только там Ленке сочувствовали, видимо, плохо дело, если притащила мужика к Той У Которой Связь С Космосом на промывку мозгов, а здесь — совсем другой коленкор: интересная дама в обществе семьи книжки пришли покупать, показывать свои высокие уровни — семейный, интеллектуальный и финансовый. Артем искоса взглянул на руки продавщицы. Обручального кольца не было, а значит, Ленка сполна покуражится. Ему оставалось только ретироваться в дальний угол и оставить поле боя своей спутнице.

— Тем, смотри, Бродский! Целых два тома! Я так давно его хотела, послушай, как хорошо: «…Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье, среди бумаг, в столе, в готовой речи, в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле остывшего камина, в каждой вещи…» Тем, я возьму, а?

— Возьми, если хочешь, — Артем давился со смеху, фраза предназначалась уж никак не ему.

Продавщица посмотрела с ненавистью, потом начала теребить картонные карточки клиентов видеотеки.

— Тем, какая прелесть! Легенды Древнего Востока, и издано как красиво, я хочу Мишке купить, можно, ты не будешь сердиться?

— Нет, — он подумал, что книжка — это совсем немного за потраченный день и за мотание из Хайфы в Иерусалим.

— Сколько я вам должна? — Лена небрежно положила книги на стол, глядя в другую сторону на стеллаж с эстампами.

«Картин мне не выдержать», — подумал Артем.

— Сто восемь, — процедила продавщица сквозь зубы, — но для вас я сделаю скидку, так что, давайте сто. Вы это в подарок или себе, в смысле, вам завернуть красиво, с бантиком, или как?

— Не-а, пакетик дайте, если есть, это мы для себя.

«Надо бы тоже что-нибудь купить,» запоздало подумал Артем, уже в дверях.

— Пи-пи, — попросил Мишка уже в машине, и Артем осознал, что после пиццы Мишка не отходил от минибара с холодной водой. Давая задний ход, он понял, что обратная дорога будет веселой.

После крутых Иерусалимских виражей, где-то в районе Абу-Гоша, Артем почувствовал, что управляет машиной «на автомате». Раскаленное шоссе было почти безжизненно, как Иудейская пустыня. Он поймал себя на мысли, что его власть над машиной распространилась далеко за пределы салона. Ощущение было неожиданным, как власть ребенка над огромной игрушечной железной дорогой, с ее стрелками, разъездами и перронами, когда первый час уходит на преодоление восторга, а потом хочется нашкодить, сломать заведенный порядок, столкнуть, хотя бы несильно, сияющие свежей краской вагончики. «Контролируйте себя…» — вспомнил он предостережение Той У Которой Связь С Космосом. «Не наломать бы дров», согласился он с ней, однако бунтарский дух не сдавался. Артем представил, что за ближайшим поворотом у развилки на Бейт-Шемеш чуть позади бензоколонки стоит дорожный патруль. Граница действия радара приближалась, как утренний легкий серебристый туман. Артем придавил педаль газа, и посмотрел на стрелку спидометра, прыгнувшую за сто тридцать. «Назад!»— не убирая ногу с педали мысленно приказал он стрелке, и та послушно вернулась на девяносто. Белая «Тойота»! отважно промчалась по левой полосе, сопровождаемая удивленным взглядом патрульного с радаром в руке, зафиксировавшим девяносто два километра в час.

— С ума сошел, с полицией играть?! — Лена оторвалась от Бродского.

Артем не ответил. Сначала он дал волю стрелке, обиженно залезшей за сто сорок, потом пошла назад нога. Ленка вернулась к стихам. Мошик спокойно сопел на заднем сиденье. Катерина в кругу родных и друзей сидела за столом в Москве и болтала об Израиле. Мать в Кармиеле чистила свеклу для борща. Пространство сместилось. Перемещение в пространстве, поделенное на время и называемое скоростью, тоже перекосилось. Белая «Тойота» неслась по пространству-времени израильского шоссе номер один, корча рожи израильской дорожной полиции, бдительной и бескомпромиссной. «Финиш, приехали», подумал Артем, «так вот и сходят с ума.»

«…и выезжает на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками…» читала Ленка.

Артем почувствовал, что с дороги надо убираться, сейчас же, все равно куда, лучше в чащу, а не то может быть плохо. И непонятно, куда звонить сначала — Той У Которой Связь С Космосом, или в психушку. Артем воспользовался очень кстати подвернувшимся выездом, но не тут-то было: дорога продолжала оставаться многорядной и шла почему-то в гору. «Иерусалим 38 км» увидел он белые буквы на синем щите, но то, что это — не первое шоссе, он мог поклясться, по этой дороге он никогда не ездил. Будь что будет, но на первом же повороте — в чащу, а там разберемся.

— Мы это где? — донесся до него голос Лены.

— В лес захотелось, на природу… девочки — налево, мальчики — направо.

— А-а, самое время. Миша, пи-пи хочешь?

— Тетя Лена, называй меня Эяль, я давно не Миша уже.

— А ты не называй меня тетей, какая я тебе тетя?

Перейти на страницу:

Все книги серии Звезды "Млечного пути"

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза