Ночь в номере 103

– Не доверяй плачущей женщине и хромому псу. Девчонка смахнет слезы, которыми так легко ослабляет тебя, и опозорит нас снова. Ей даже отхожие места нельзя поручить после этой выходки.

– Позора нет. – Рюу не уступал. – И она меня не просила. Она вообще не знает, что делать.

– Не ты ли виноват в том? – Хакусана ткнула в сторону внука мундштуком трубки.

– Я. Оттого и прошу за нее, оками-сан.

– И я прошу, оками-сан. – Нобуо, как школьник, поднял руку.

Хакусана осадила его:

– Твоего мнения не спрашивали. Для меня и ты, и она – обуза. Да и ты, старший внук, с годами превратился в ярмо на шее. Может, мне стоит выгнать всех троих?

– Это твой дом. Ты вольна поступать как пожелаешь, – мгновенно отреагировал Рюу.

– Правда. Рёкан и все работники принадлежат мне. – Она попыхтела трубкой, затянулась и с надрывом закашлялась. Грудь клокотала, словно из Хакусаны-сан рвалась не табачная горечь, а душа. Она отложила трубку, вытащила платок, чтобы заглушить кашель.

– Принести воды? – спросил Рюу.

Хакусана-сан покачала головой: нет.

– В уголке губ, оками-сан, – сказал он тогда.

Хакусана промокнула губы. На платке остались бурые пятна.

Мичи почти завидовала куклам, прятавшимся в шкафу.

– Человек, который не делает свою работу с радостью, не может радовать других, – спокойно продолжил Рюу. – Уйдем мы с Нобуо, останетесь ты, отец и мать. Кому из вас рёкан еще приносит радость?

– У меня полно работников, – возразила Хакусана, превозмогая новый приступ кашля.

– У тебя полно пленников, оками-сан. Не путай.

– И ты подсовываешь еще одного? Не выйдет, внучок, эта… – она схватила трубку и наставила ее на Мичи, – на твоей совести. Я за нее не в ответе. Вся ответственность на тебе. Слушай, девчонка! – выкрикнула Хакусана-сан, и Мичи сильнее сжала ухо. – Я не рада твоему присутствию. Мне не нравится, во что превратились нынешние женщины. В твоем возрасте я родила и похоронила второго ребенка. Первого боги подарили мне в шестнадцать. Вы же расточаете жизнь.

– Бабушка тоже так говорит, – вырвалось у Мичи.

Она вовсе не собиралась поддакивать Хакусане-сан. Голова сама опускалась и поднималась, как у кукол Дораэмона, модных, когда Мичи было лет пять или шесть. Коты постоянно дрожали гигантскими головами на непропорционально тонюсеньких шейках, Мичи просила у мамы купить кивающую игрушку. Мама купила классного Дораэмона в желтых решетчатых очках. Он надоел Мичи на второй день.

Хакусана-сан тоже быстро надоела болтающаяся голова Мичи. Она нахмурилась, подбородок Мичи прилип к груди.

«И эта тоже колдунья!» – мысленно простонала Мичи.

– Неужели остались верные традициям люди? И каким образом ты решила отблагодарить бабушку за мудрый совет? Ты ведь приняла ее облик? – Дым поднимался над Хакусаной.

Голова Мичи снова заболталась вверх-вниз.

– Небеса покарали нас обеих непутевым потомством. Ничего, ты изменишься, девочка. Я скажу единожды: ты усвоишь на всю оставшуюся… – Хакусана сделала паузу, правый край рта искривился в насмешке, – жизнь. Рёкан – мать, ожидающая гостей как членов семьи, радостно и с надеждой, что они придут домой в хорошем расположении духа. В рёкане персонал всегда поблизости, предлагают одну услугу за другой прежде, чем гость даже подумает что-то заказать. Как почувствует голод, сразу появляется еда. После окончания трапезы тарелки исчезают. Ванны чистые и ждут купальщиков. Тапочки стоят так, чтобы гость вышел и его ноги сразу в них попали. Благовония зажигаются, стоит гостю вернуться в номер. Ты невидима, непритязательна, услужлива и молчалива. Ты сможешь жить, покуда твои хозяева не замыслят иное. Поняла?

– Да, оками-сан, – вырвалось у Мичи против воли. Она прижалась к Рюу, ища поддержки. Тот не отошел, но и не заступился.

– В моем рёкане, – Хакусана смотрела в потолок, – непослушание карается смертью, окончательной. Усвой и это. Ты не член семьи. Все, что произойдет с тобой после беседы, меня не волнует. Я пальцем не пошевелю, чтобы помочь.

– Да, оками-сан.

– А теперь вон отсюда. Все трое.

Рюу помог Мичи подняться. Она встала, опершись на подставленную руку. Рюу сразу подозвал брата и передал Мичи ему. Вытер ладони. И лицо скривил! Мичи обиженно засопела: он будто бы брезговал.

– Пойдем, отдохнешь. – Нобуо вывел Мичи из кабинета.

Она вырвалась из-под локтя Нобуо, повернулась к Рюу.

– Неужели нет другого пути?

– Нет.

Ответ прозвучал как выстрел. Губы Мичи задрожали.

– Что же мне делать?

– Жди указаний, как прочие. Уведи ее, Нобуо!

– Вы сможете меня простить, Мичи-сан? – спросил Нобуо, замерев у входа в 103-й.

Он отвел Мичи в номер, сбегал за чаем и теперь стоял с подносом, не решаясь войти.

Сама Мичи, минуя тело на футоне, прошла к столу и уселась за ноутбук. Глаза слезились после едкого дыма от трубки Хакусаны-сан. Мичи положила руки на клавиатуру, но файла с рукописью не открыла.

– Ты виноват так же, как и он. – Мичи не хотела обращать внимания на Нобуо, но за его спиной кривлялся они, и Мичи невольно улыбалась ему. Демон старался изо всех сил: корчил рожи, показывал язык, вращал глазами и головой. – Зайди уже. Не могу на него смотреть.