— Оттуда можно выбраться, — сказала мама наконец. — Можно, если сил хватит или кто-то вытащит. Я слышала… не буду врать, просто слышала: Серого вывела оттуда за руку соседка. На кой он ей сдался, другой вопрос, но сумела ведь…
— К чему ты это говоришь? — спросила я.
— А кто в педагогический собирался? — спросила она.
— Ты обо мне, что ли?
— А о ком же? У меня других детей нет. Но я уже старая, Поль, — улыбнулась мама. — Я растратила все, что у меня было, лишь бы самой выкарабкаться, и не жалею об этом. А ты, значит, случайно забрела на тот край и…
— Я не могу оттуда уйти, мам, — прошептала я, закрыв лицо руками. — То есть… сама могу, конечно, но… Как я их брошу? Федьку, дядю Гришу, Настю, Димку, всех… Генка уехал на заработки, я за старшую…
— Прекрати реветь, — велела она мне тем же тоном, каким говорила, когда у меня не решалась задачка по физике, а я начинала шмыгать носом, надеясь, что взрослые помогут. — Взялась, так тащи. Будет невмоготу, бросишь. Но ты не бросишь. Ты все же уродилась в меня.
— Мама, тебя ли я слышу? — не выдержала я. — Ты никогда ничего подобного не говорила!
— Ты просто была слишком маленькой, — мама допила остывший кофе и подозвала официантку. — Я могла заставить тебя бросить этого говнюка… не смотри так, я знаю слова и похуже! Словом, Александра. Но ты разобралась сама. Спасибо, детей не нажили.
— Нажили… — выговорила я. — Я тебе не сказала. Но… куда нам было?
Она протянула руку и взяла меня за запястье.
— Ничего. Ты еще молодая, найдется хороший парень тебе по душе. А так… Не надо.
— Я же его любила, мам…
— Я сказала, не реви, — произнесла она тоном строгой учительницы, и я невольно улыбнулась. — Идем. У меня еще дел полно, да и у тебя, думаю, тоже.
— Да, еще всю эту ораву кормить, — невольно улыбнулась я и вытерла слезы. — Не знаю, что там Настька наготовила. Они сожрут, конечно, хоть жареные гвозди, но мне бы хотелось чего-то поприличнее! — И уроки проверь, — совершенно серьезно сказала мама и вызвала такси.