Ночная смена

Я по подоконнику выбираюсь наружу и по карнизу, так быстро, как это возможно, двигаюсь к следующему окну. Стараюсь не смотреть вниз, голова кружится и без этого. Покойники давлятся в окно всей массой, некоторые соскальзывают и падают. Помимо своей воли смотрю на места их падений. В синем свете луны упавшие копошатся, встают и, хромая, бредут к больничным окнам, бьют стекла и влезают обратно. Через десять минут они будут здесь. Остальные идут за мной. Их изрядно тронутые гниением мозги не слишком умны, иначе они бы просто зашли в соседнюю палату, окружили меня и взяли в плен. Предвидя и такую возможность, я решаю не влезать в следующее на этом этаже окно, а спуститься ниже. Немного разворачиваюсь и присаживаюсь боком на корточки, спускаю ноги, мертвецы уже рядом. Поворачиваюсь и, хватаясь обеими руками за карниз, свешиваюсь сосулькой. Правильно рассчитав время, разжимаю и так соскальзывающие с голого камня пальцы, приземление оказывается удачным. Я одним движением выношу стекла и, обрезаясь их гранями, впрыгиваю через окно. Если бы меня заставили повторить этот трюк еще сто раз, наверняка, в девяноста девяти случаях я бы разбился. Контролируемый страх делает тебя героем, помогает проходить испытания и выживать. Но вот что делать дальше? Карабкаться выше не было никакого смысла. С крыши не сбежишь. Больше ошибки трусливого зайца я не совершу. Пришло время снова посмотреть на моего друга Змеелиса.

Опять бег, опять полутемные коридоры, где за каждым поворотом меня мог ждать зомби. Они бросались на меня из углов, прыгали с потолка, двигались наперерез, но моя удача была сильнее их злобы. Мое сознание и подсознание лихорадочно искали выход, и я с каждым своим шагом стал все отчетливее видеть перед собой летящую впереди меня птицу, на белых крыльях которой тайными знаками был начерчен план спасения из этого ада. Я знал и неизменно всем говорил: выход есть всегда! Надо только верить, и тонущая в сметане лягушка за ночь может взбить из него кусок масла. Домой, я всего лишь хочу вернуться домой! У меня осталась всего минута. На втором этаже я забегаю в лабораторию (я увидел ее, когда пробегал в первый раз, стремясь забраться как можно выше), там нахожу спирт, вазелиновое масло, соду, эфир, глицерин, азотную кислоту, присыпку. Все это смешиваю в толстостенной пятилитровой бутылке, затыкаю горлышко намоченным в спирте бинтом и бегу на первый этаж.

За мной несутся, мыча и рыча, мертвецы, а впереди меня ждет Змеелис. Он заметно похудел с нашего последнего свидания, притаившись, как бродячий кот, ждет меня прямо около лестницы, ведущей в холл. Я это знаю, и он знает, что я знаю. На это я и рассчитываю. За три шага до двери я поджигаю бинт, он загорается холодным тягучим пламенем, похожим на воду медленно текущей безымянной деревенской речки. Рывком распахиваю дверь и не глядя бросаю бутыль налево, туда, где прячется он, считающий себя победившим. Происходит маленький взрыв, горящая жидкость брызгает в стороны, и ее тяжелые масляные капли орошают плоть безумного бога. Конечно, эта примитивная зажигательная бомба не может его убить, она только заставляет его, визжа и скрипя чужими сухожилиями, отступить.

Сполна воспользовавшись этой возможностью, проношусь по холлу, попадаю в подземный туннель и, активно перебирая ногами, лечу обратно в морг. Бог уже опомнился и, окутавшись пылающей яростью, коптя горящим мясом, бросился в погоню. К этому моменту я успел оторваться на пятьдесят метров, и даже на таком расстоянии я чувствую его раскаленную неожиданным поражением ненависть. Мою спину обдают ее горячие душные волны, полные яда.

Мне надо в котельную, и довольно скоро я достигаю цели. Запираю дверь на засов и ищу. Ее тело я нахожу рядом с чугунной дверкой газовой печки. Разорванный практически надвое труп Вики лежит спокойно и совсем не проявляет признаков жуткой потусторонней жизни. Паук высосал из нее все соки, не оставив в ее теле даже следов мерзкой активности, заставляющей других мертвых двигаться.

В дверь начинает ломиться Змеелис. Скорее, промедление сейчас хуже смерти. Действуя по наитию, я встаю на колени, закрываю ей глаза, как могу, придаю ей приличный вид. Начинаю произносить слова молитвы, они исходят из светлой глубины моей души. Даже в этом окружающем меня со всех сторон непроглядном сатанинском мраке внутри человека может сохраниться уголок божественного света. Вечное сияние солнца – добра, живущего в сердце каждого человека, – может стать путеводной звездой в любой злой ночи. И я молюсь: