— Если ты находилась в доме Вероники, то где-то там непременно остались твои «пальчики», — пояснила я. — Современные криминалисты могут снять их даже с одежды. Тот, кто толкнул Нику, оставил на ее платье…
— Поняла, — кивнула Панина. — А в кино показывают другую процедуру — мажут ладони чем-то черным.
— Ну, если ты желаешь сделать все официально… — протянул полковник. — Можем, конечно, пойти в офис, но я хотел по-тихому. Если твоих следов нигде в коттедже Балабановой нет, то никто не будет знать, что ты имеешь к ней какое-то отношение. Сейчас я не имею права принудить тебя сдать отпечатки пальцев, но когда человек отказывается от процедуры, возникают большие сомнения в его невиновности.
Татьяна быстро схватила фужер.
— Мне опасаться нечего. Но есть просьба: когда узнаете, что я и близко не подходила к Балабановой, не рассказывайте Лёне о моей юности. Таня Михайлова давно похоронена, закопана, ее могила травой заросла.
— Ты бросила двух маленьких дочек, — не выдержала я, — они росли в приютах, и ты равнодушна к их судьбе. Зато воспитала чужого ребенка и очень любишь его. Как такое могло получиться?
Панина положила руки на стол.
— Уже говорила и снова повторяю: история, которая случилась в тот Хеллоуин, за одну ночь сделала меня другим человеком. Я не могла тащить в новую жизнь старый багаж. Мне никогда не нравилась Саша, она с детства вела себя отвратительно, потому что моя бабушка ее до предела избаловала. Это была вздорная, капризная, наглая девчонка. Я Александру не выносила и не стесняюсь в этом признаться. Многие матери терпеть не могут своих детей, но боясь, что их осудит общественное мнение, скрывают истинные эмоции. Я же предельно честна перед вами: обожала Змея, дети получились по глупости, они мне были не нужны. С Лёней другая ситуация. Он был умным, послушным мальчиком, который сразу полюбил меня, мачеху. Если я пыталась поцеловать маленькую Сашу, та меня кусала и кричала: «Хочу к бабушке!» А Лёник сам бежал меня целовать и говорил: «Можно около тебя в кресле посижу, прижамшись?» Смешное такое слово — прижамшись…
— Аня тоже была плохой? — вздохнула я.
— Да нет, могла тихо книжки рассматривать, — ответила Панина. — Но зачем она мне?
Дегтярев крякнул. Меня же, что называется, понесло по кочкам.
— А Вероника? Тебе не пришло в голову, что малышка вырастет и начнет искать родную мать? Ведь убитую Орлову, благодаря твоему студенческому билету и тому, что Надя Фомина не смогла как следует разглядеть изуродованный труп, считали Татьяной Михайловой. Значит…
— Ничего это не значит, — оборвала меня Татьяна Николаевна. — Вероника выросла и стала мошенницей. О родной матери она не думала. И если у вас более нет вопросов, я удалюсь. Саша, проверь мои отпечатки, и поймешь, что я к Балабановой никогда не приходила.
Глядя в спину уходящей Паниной, я пробормотала:
— Железные нервы…
Дверь за Татьяной Николаевной захлопнулась, и я спросила у Дегтярева:
— Почему ты не поговорил с ней о смерти Саши? Молодая, вроде на вид здоровая Александра умерла внезапно, хорошо угостившись на презентации, которую устраивала мать Леонида. Вдруг Панина нам наврала? Может, в действительности она узнала Сашу и отравила ее? Мало кому хочется услышать, что говорит брошенная тобой в детстве дочь.
Полковник взял свой телефон.
— Только что прислали результат вскрытия Александры. У Пуськовой была очень редкая опухоль головного мозга, которая росла-росла да и перекрыла сосуд, а тот разорвался. Инсульт. Мгновенная смерть. Сашу не убивали. Патологоанатом считает, что болезнь Александры развивалась в течение лет трех-четырех. Этот вид новообразования не дает болей, но у человека резко портится характер, появляется гневливость, истеричность, злопамятность, обидчивость. Люди начинают строить невероятные, несбыточные планы и делать все возможное и невозможное для их осуществления, практически превращаются в одержимых, могут помутиться рассудком. Увы, этот вид опухоли неоперабелен.
Александр Михайлович вынул свой ноутбук.