Ночной океан

Существо, наступавшее из тьмы, не было человеком – то был громоздкий уродливый монстр. Шкура его обвисла на теле, собравшись жирными складками, на удлиненной шее не было четко оформленной головы – шея сразу же переходила в обрубок, с которого взирали со звериной идиотичностью и пустотой застывшие глаза. Разведя увенчанные острыми когтями передние лапы, тварь застыла, скованная агрессивным, выжидающим оцепенением. Крики Джонса побудили ее к действию – фонарь погас, и зверь прыгнул, придавив жертву к полу. Борьбы не последовало – Джонс сразу же потерял сознание.

Обморок его продлился недолго: когда Джонс очнулся, тварь все еще свирепо волокла его по полу. А звуки, которые она издавала при этом – звуки голоса, – заставили его окончательно прийти в себя. Голос был человеческий – и, более того, узнаваемый. Эти раскатистые лихорадочные воззвания к несуществующим божествам мог произносить лишь один человек.

– …я иду, о Ран-Тегот, я несу тебе яства! Ты ждал долго! Но ожидание твое да окупится! Вот еще один дрожащий червь, взлелеявший сомнения в мощи Твоей! Сокруши его, раздави его, испей его крови – и да умножит кровь сия силу Твою! Бренное тело его да станет символом твоей славы и мощи! О Ран-Тегот! Извечный и властный! Я есмь жрец твой, и я несу тебе яства! Я дам тебе кровь, ты наделишь меня властью! Йа! Шаб-Ниггурат! Великая Черная коза и ее Легион Младых…

Все суеверные страхи покинули рассудок Джонса. Враг его был зрим, реален и более чем объясним. Не против безымянного чудовища ему предстоит биться за жизнь – а лишь против буйного сумасброда Роджерса, наряженного очередным фантастическим чудовищем. Против сумасброда, намеренного принести жертву своему выдуманному высшему богу из воска. Надо полагать, Роджерс проник в мастерскую через внутренний двор, облачился в приготовленный костюм и вышел в зал, готовый напасть на человека, утомленного одиночеством и снедаемого подозрениями и страхами. Сила помешанного поражала, и только стремительное противодействие могло спасти от него. Рассчитывая на уверенность Роджерса в бессознательном состоянии жертвы, Джонс решил напасть резко, пока хватка противника ослаблена. Почувствовав спиной порог, он понял, что находится уже в дверях затененной мастерской.

С силой, удесятеренной страхом смерти, Джонс резко рванулся, высвобождаясь из рук изумленного Роджерса. В следующую же секунду после удачного броска он принялся срывать с головы противника куски резиновой шкуры. Роджерс в ответ вцепился ему в бока, и они сошлись в отчаянной схватке. Атлетическая подготовка Джонса оставалась, похоже, его единственным шансом на спасение, ибо противник его уподобился берсерку и обрушивался на него с пугающим, поистине звериным рвением.

Но Джонс все же вышел победителем – в ходе схватки ему удалось добраться до горла маньяка, лишившегося своего устрашающего маскарада. Молчаливо борясь за собственную жизнь, Джонс вкладывал в свои удары максимум сил. Роджерс же нелепо махал руками, царапался, пинался и даже плевался, находя силы для грозных инвокаций на неизвестных языках, обращенных к некоему Ран-Теготу.

Перестав воспринимать эти проклятия всерьез, Джонс улучил момент и нанес припавшему на колени Роджерсу суровый удар коленом в грудь. Тот повалился ничком, и спустя некоторое время Джонс понял: победа за ним.

На нетвердых ногах он побрел вдоль стен, шаря рукой в поисках выключателя, памятуя о разбитом фонаре. Противника он волок за ногу следом, стараясь быть начеку и не упустить момент, когда Роджерс попробует снова атаковать.

Наконец рубильник был найден – вспыхнул яркий электрический свет, явив беспорядок разгромленной в ходе их битвы мастерской. Отыскав веревку, Джонс принялся связывать Роджерса. Спавшая с главы музея шкура – вернее, клочья, что остались от нее, – была сделана из необычного сорта кожи. От прикосновения к ней у Джонса пробежали мурашки по спине; странной затхлостью дохнули морщинистые складки. В пиджаке Роджерса отыскалась связка ключей, которую усталый победитель немедленно забрал себе. Окна в мастерской наглухо закрывали шторы, и он не стал распахивать их.

Смыв у одного из чанов кровь, Джонс выбрал наиболее прозаический и приблизительно подходящий размером костюм из тех, что сыскались в гардеробе Роджерса. Переоблачившись и осмотрев дверь, выходившую во двор, он понял, что закрывалась та на пружинный замок, совладать с которым можно было и без ключа. Связку, однако, Джонс оставил себе, чтобы избежать затруднений по возвращении с подмогой – тут, очевидно, уместен алиенист. В музее не было телефона – предстояло найти ночной паб или аптеку, чтобы сделать звонок; и Джонс уже открывал дверь, когда в спину ему понеслись вопли из дальнего угла комнаты. Роджерс, чьи видимые повреждения ограничивались глубокой царапиной на левой щеке, пришел-таки в сознание.