Ночной цирк

— Я пытаюсь сделать цирк самодостаточным, — объясняет Селия. — Независимым от нас и нашего состязания. От меня. Мне нужно было разобраться в твоей методике, чтобы он мог существовать и без нашего вмешательства. Я не могу допустить, чтобы место, которое так много значит для множества людей, попросту исчезло. Нигде больше они не смогут прикоснуться к чудесам, тайнам, загадкам. Нигде им не будет так хорошо. Если бы у тебя было такое пристанище, разве ты бы не хотел его сохранить?

— Для меня оно там, где ты, — говорит Марко. — Позволь тебе помочь.

— Мне не нужна помощь.

— Одной тебе не справиться.

— У меня есть Итан Баррис и Лейни Берджес, — возражает Селия. — Они согласились взять на себя ключевые функции. Им не справиться с тем, что касается манипуляции сознанием, но тут помогут Поппет и Виджет, если немного наберутся опыта. Ты… ты мне не нужен.

Она избегает его взгляда.

— Ты не доверяешь мне, — говорит он.

— Изобель тебе доверяла, — не поднимая глаз, говорит Селия. — Чандреш тоже. Откуда мне знать, что ты честен со мной, а не с ними, хотя именно меня у тебя больше всего причин обманывать?

— Я никогда не говорил Изобель, что люблю ее, — возражает Марко. — Я был молод и невыносимо одинок. Я не должен был позволять ей заблуждаться насчет моих чувств. Но поверь, это не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствую к тебе. Я не пытаюсь завлечь и обмануть тебя. Неужели ты считаешь меня настолько жестоким?

Селия поднимается со стула.

— Всего доброго, господин Алисдер, — говорит она.

— Селия, постой, — вскакивает Марко, но остается на месте, не пытаясь приблизиться. — Ты разбиваешь мне сердце. Однажды ты сказала, что я напоминаю тебе отца. Что ты никогда не хотела бы страдать так, как твоя мать страдала из-за него, но, послушай, ведь это именно то, что ты делаешь со мной. Постоянно ускользаешь. Раз за разом оставляешь меня наедине с тоской по тебе, когда я готов поступиться чем угодно, лишь бы ты была со мной. Это меня убивает.

— Это и должно убить одного из нас, — шепчет Селия.

— Что? — не понимает Марко.

— Побеждает тот, кто останется в живых, — объясняет она. — Победитель выживает, проигравший погибает. Так закончится поединок.

— Но это… — Марко трясет головой, не в силах продолжить. — Не может быть, чтобы такова была цель поединка.

— И тем не менее это так, — говорит она. — Это испытание выдержки, а не мастерства. Я пытаюсь сделать цирк независимым, прежде чем…

Она не может произнести этого вслух. Не может заставить себя посмотреть ему в глаза.

— Ты собираешься сделать то же самое, что твой отец, — догадывается Марко. — Хочешь таким образом выйти из игры.

— Не совсем так, — говорит она. — Полагаю, я гораздо больше взяла от матери, чем от него.

— Нет, — ужасается Марко. — Ты не можешь этого сделать.

— Это единственный способ завершить игру.

— Значит, мы не будем ее завершать.

— Я не могу, — качает головой Селия. — У меня не осталось сил. Каждая ночь дается все труднее и труднее. И я… я должна уступить победу тебе.

— Мне не нужна победа, — восклицает Марко. — Мне нужна

ты. Боже, Селия, неужели ты и впрямь не понимаешь?

Она ничего не отвечает, но по щекам катятся слезы, которые она не пытается смахнуть.

— Как ты можешь сомневаться в моей любви? — продолжает Марко. — Селия, ты для меня целый мир. Я не знаю, кто пытается убедить тебя, что это не так, но ты должна мне поверить, умоляю.

Она молча смотрит на Марко сквозь слезы, впервые надолго подняв на него взгляд.

— Вот так я понял, что люблю тебя, — говорит он.

Они стоят в противоположных концах небольшой круглой комнаты с ярко-синими стенами, усыпанными звездами. Пол покрыт разноцветными подушками, а с потолка свисает сверкающая люстра.

— Я был очарован тобой с первого взгляда, — говорит Марко, — но именно здесь я понял, что это любовь.

Комната вновь меняет очертания, превращаясь в просторный бальный зал, в котором нет ни души. Лунный свет струится сквозь огромные окна.

— А вот так поняла я, — доносится до Марко шепот Селии.

Он бросается к ней и, осушив поцелуями слезы, находит ее губы.

Пока он целует ее, факел на площади разгорается ярче. Воздушные гимнасты крутят в воздухе сальто, озаренные лучами прожекторов. Весь цирк вспыхивает огнями, и посетители восторженно ахают.

Все прекращается, когда Селия отстраняется от него.

— Прости меня, — шепчет она.

— Пожалуйста, — молит он, пытаясь ее удержать, цепляясь пальцами за кружево ее платья. — Не уходи, прошу тебя.

— Слишком поздно, — говорит она. — И всегда было поздно. Даже когда я приехала в Лондон, чтобы превратить твой блокнот в голубя. Во все это впутано слишком много народу. Что бы мы ни делали, это отражается на цирке, на каждом, кто сюда приходит. А это сотни, тысячи людей. Мотыльки в паутине, расставленной еще тогда, когда мне было шесть лет. Я боюсь сделать шаг, чтобы не потерять кого-то еще.

Она поднимает глаза и, протянув руку, нежно касается его щеки.

— Сделаешь для меня кое-что? — спрашивает она.

— Что угодно, — обещает он.

— Не приходи больше, — срывающимся голосом говорит она.