Ночной цирк

Лишив его возможности возразить, Селия исчезает так же внезапно и неуловимо, как в конце представления. Кружево платья тает у него в ладонях, и только запах ее духов еще некоторое время висит там, где она стояла мгновение назад.

Марко остается один. Дверь шатра вновь появляется, приглашая его уйти.

Прежде чем удалиться, он вынимает из кармана игральную карту и оставляет ее на стуле.

Визитеры

Сентябрь 1902 г.

Селия Боуэн сидит за столом, заваленным книгами. В комнате уже давно не осталось места для книжных полок, но она, вместо того чтобы расширить ее, позволила книгам стать частью интерьера. Одни стопки заменяют столы, другие, обвязанные бечевкой, свисают с потолка по соседству с золочеными клетками, где живут несколько белых голубей.

Еще одна клетка стоит прямо на столе. Круглая, со встроенными часами, которые, размеренно тикая, показывают не только время, но и движение небесных тел.

Огромный черный ворон дремлет на шкафу возле полного собрания сочинений Шекспира.

Вокруг стола в центре комнаты зажжено несколько серебряных подсвечников, по три свечи в каждом. На столе видна медленно остывающая чашка чая, полураспущенный алый шарф, частично смотанный в клубок шерсти, фотография покойного часовщика, одинокая игральная карта, разлученная с остальной колодой, и раскрытая книга, испещренная значками, символами и вклеенными клочками бумаги с именами и подписями.

Селия сидит над ней с блокнотом и ручкой, пытаясь разгадать шифр.

Она силится понять ход мыслей Марко, представляет, как он заполнял страницы символами, выводил причудливые сплетения ветвей, опутывающих всю книгу.

Снова и снова перечитывает имена, проверяет, надежно ли закреплены пряди волос, всматривается в каждый знак.

Она занимается этим уже так давно, что может по памяти воспроизвести любую страницу, но ей так и не удается до конца понять, как это все это работает.

Раздается хриплое карканье разбуженного ворона.

— Ты не нравишься Хугину, — произносит Селия, не поднимая головы.

В полумраке комнаты проступает силуэт отца. Свет свечей выхватывает из темноты складки его сюртука и белый воротник рубашки, мерцает в глубине его черных глаз.

— Тебе давно пора завести еще одного, — заявляет он, уставившись на растревоженную птицу. — Назовешь его Мунином, и будет полный набор.

— Мне не нравится жить воспоминаниями, папа, — говорит Селия.

В ответ раздается только нечленораздельное хмыканье.

Селия старается не обращать на него внимания, когда он, наклонившись над ее плечом, разглядывает заполненные чернилами страницы.

— Чушь какая-то, — заявляет он.

— Язык, которым ты не владеешь, не обязательно считать чушью, — говорит Селия, переписывая строчку за строчкой к себе в тетрадь.

— Дурацкая мешанина, чары, заклинания, — фыркает Гектор, переплывая на другую сторону стола, чтобы было удобнее смотреть. — Вполне в духе Александра, все такое сложное и запутанное.

— Однако при должном усердии это может изучить кто угодно. Чего не скажешь о твоих лекциях про то, что я не такая, как все.

— Ты не такая, как все. Ты выше всех этих… — он обводит рукой стопки книг. — Тебе не нужны методы и концепции. Одним своим даром ты можешь достичь куда большего. Вокруг столько неизведанного.

— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам», — цитирует Селия.

— Давай обойдемся без Шекспира.

— Меня преследует тень отца. Полагаю, это дает мне право цитировать Гамлета сколько душе угодно. А ведь было время, Просперо, когда Шекспир тебе нравился.

— Ты слишком умна, чтобы заниматься этой ерундой. Я ждал от тебя большего.

— Прости, что не оправдала твоих идиотских ожиданий, папа. Тебе что, кроме меня некому докучать?

— В моем нынешнем виде мне трудно найти собеседника. Александр, как обычно, такой скучный, что скулы сводит. Чандреш был забавным, но мальчишка так поработал над его памятью, что я мог бы с равным успехом болтать с самим собой. Впрочем, для разнообразия и это сгодится.

— Ты беседуешь с Чандрешем? — поднимает голову Селия.

— Иногда, — говорит Гектор, разглядывая часы в клетке.

— Это ты сказал ему, что Александр будет в цирке в ту ночь. Ты послал его туда.

— Я кое-что шепнул ему на ушко. Пьяницы такие сговорчивые. И никогда не откажутся поболтать с привидением.

— Кому как не тебе знать, что он не мог причинить Александру вреда, — говорит Селия. Он пропускает ее упрек мимо ушей. Впрочем, она с его упреками поступает так же.

— Я подумал, что получить нож в спину покажется ему забавным. Этот мальчишка, его ученик, сам мечтал об этом, да так сильно, что в голове Чандреша эта мысль поселилась и без моего участия. Еще бы, жить подле такого источника ярости столько лет. От меня только и потребовалось, что направить его в нужную сторону.

— Ты же говорил, что есть правило невмешательства, — замечает Селия, откладывая ручку.

— Речь о невмешательстве в то, что делаешь ты или твой противник, — поясняет отец. — Во все остальное я могу вмешиваться сколько захочу.

— Из-за тебя погиб Фридрих!

— Он не единственный часовщик на земле, — отмахивается Гектор. — Когда понадобятся новые часики, найдешь себе другого.