Ностальгия

Что-то жгуче-красное надвигается на меня. Едва успеваю шевельнуть головой, как кулак Белого проносится мимо, чуть не сорвав мне ухо. Теперь я знаю цвет агрессии.

— Попасть не можешь? — спрашиваю ехидно.

В ответ Белый проводит целую серию. Я уворачиваюсь, как могу, ставлю блоки связанными руками, принимаю удары на корпус, защищенный броней. Меня и так качает всего — зацепило вчера крепко, и от нескольких пропущенных ударов меня ведет основательно. Мой нос, кажется, все-таки сломан — будут синяки под глазами. Белый доволен.

— Это тебе напоследок, тля, — скалится он.

Делаю выпад руками в улыбающуюся харю. Коротко подшагиваю. Белый легко блокирует мой тычок. Отработанным ударом пинаю его в незащищенную голень. Тяжелый армированный ботинок морской пехоты — оружие само по себе. Жаль, усилители не работают, на полном усилии можно легко перебить человеку ногу. Но и так тоже хорошо. Наколенник входит Белому между ног. Локоть врезается в челюсть. Обратным движением с хрустом давит носовой хрящ. Все происходит очень быстро. Хотя и не так, как на тренировках, попробуйте сами с отбитыми внутренностями и сотрясением мозга руками помахать, но все же на троечку я отработал. Щегол перекормленный, да ты никак, в полиции служил, а туда же, в наемники. Куда тебе на морпеха рыпаться.

Верзила тяжело падает на задницу, открыв рот. Кровища из перебитого носа льется — что из твоей свиньи. В башке его — только жуткая боль и тупое изумление.

Водитель и второй конвоир — Фантик, явно служили не интендантами. Они молниеносно сбивают меня с ног ударами прикладов. С ними мне сейчас не тягаться. Они не злятся даже — так, работу выполняют. Груз шевельнулся, надо бы упаковать. Часовой выглядывает из своей будки на шум. Озадаченно таращится на немую сцену — было четверо, теперь двое стоят, двое лежат в крови. Тупо соображает — сообщить начальнику караула или нет? Эти наемники — не пойми кто. Сеньор тененте как-то беседовал с другими сеньорами революционными командирами, так они все кривились при упоминании наемников. Говорили, они такие же грязные империалисты и убивают за деньги, правда, временно на нашей стороне. Не сообщишь — урежут паек. Сообщишь — наорет, дескать по пустякам отрываю. И тоже паек урежут.

Пат. Пацанчик тупо хлопает глазами.

— Разминаетесь? — весело спрашивает подошедший Дикий. — Вставай, морпех, пересадка.

Меня грубо вздергивают на ноги. Двое крестьян, один угрюмый, невысокий, волосы как смоль, руки в мозолях. Второй — то ли бандит бывший, то ли боксер. Нос его расплющен и перекошен на сторону.

Меня тащат к крыльцу.

— Удачно отбиться, сержант, — желает мне Дикий. Вот же жизнь сволочная: он мне даже сочувствует. Приволок на смерть и соболезнует, солдат удачи хренов.

— Передавай привет Марии-Фернанде, — говорю я и с трудом поворачиваю шею, чтобы насладиться его изумлением.

Пока поднимаемся по лестнице, в голове мелькает: а не дать ли тому, кто слева, лбом в переносицу, а тому, что справа, коленом в живот? Потом освободить руки, взять оружие — и вперед, часовой у ворот не преграда. Но трезвая мысль о том, как долго я буду перепиливать проволоку, которой скручен, и что при этом будут делать конвоиры, остужает голову. Решаю ждать удобного момента.

Биочип в очередной раз сообщает о сбое. Диагностика не проходит. Возможно, я сдохну, когда крохотный паук в моей шее окончательно слетит с катушек. Буду биться в судорогах и давиться от удушья. Или просто сердце разорвется. Самое неприятное — этот гад может не отключить во мне боль во время пыток. Тогда лучше действительно сдохнуть. Интересно, мои новые способности — результат его неисправности? Хотелось бы в это верить.

–2–

Революционная комендатура, так называется тот клоповник, куда меня сунули. Видимо, бывшее учебное заведение, судя по сохранившимся на дверях холла надписях. Все вокруг, похоже, перестроились в соответствии с новым политическим курсом. Теперь все здесь «революционное». Революционное правительство. Революционная армия. Революционные профсоюзы. Революционные рабочие. Революционные крестьяне. Революционная полиция. Проститутки в борделях тоже, наверняка, революционные.

Вооруженный дежурный за обшарпанным столом у стены. Такой же крестьянин, как и мои конвоиры, только должностью выше. Об этом недвусмысленно говорит почти новый пиджак с красной повязкой на рукаве.

Он лениво встает. Стоя он не такой важный — на нем, по случаю жары, такие же мятые парусиновые шорты, как и на остальных «бойцах». Мысли его преисполнены солидности. Он думает, что вот какая у него новая жизнь — вчера он был безработным и жил на бесплатные талоны, а сегодня он сеньор cabo — капрал и может приказывать таким придуркам, как эти тупоголовые soldados da volta — солдаты революции.