Ностальгия

— Умные мальчики из аналитических отделов все посчитали — там тоже надо вверх карабкаться. Нехило бы выдавить «Тринидад Стил» — это курс акций здорово поднимет, рынки сбыта расширит и позволит ценами манипулировать. Чистенькие дядечки из советов директоров одобрили и проголосовали. Потом подполье вырастили. Программу национальной независимости придумали. Денег через подставные фонды подкинули. Двинули в парламент Зоны своих депутатов. Им нестабильность нужна на Шеридане, под любыми лозунгами. Тринидад на ушах, люди гибнут, гуманитарная катастрофа, блокада космопортов, «Тринидад Стил» терпит убытки, вводятся войска, контроль территории, перевод заводов сначала под временное имперское управление. А дяденьки из «Вайо Кемикал» тоже не идиоты — ситуацию пытаются на свою сторону переиграть. Перекупают руководство герильос, полицию, создают свое правительство, армию наемников, национализируются в кавычках. С Демсоюзом заигрывают. А тем только намекни, у них экспорт революции — самый ходовой бизнес. А это уже сфера интересов моего папочки, — говорит она.

— Папочки?

— Я не сказала тебе тогда, извини. Мой папа служит в военной разведке.

— Дела… Моя возлюбленная — дочь шпиена…

— Перестань, Ивен, — морщится она досадливо, — пожалуйста…

— А как же Император?

— Что Император… Это всего лишь человек. Есть еще аппарат, который анализирует ситуацию и готовит решения. На определенном уровне проводится лоббирование, и все — ситуация под контролем. Все на высшем уровне. Все при своих интересах. Шеридан становится единым и более управляемым — Император доволен. «Дюпон» глотает конкурента и растет, как на дрожжах, единая политика цен, полный контроль над экспортом. Вот такая тут главная стратегия, дорогой мой сержант.

— Так это что получается, слили нас?

— Еще как слили, милый. Ты не думай об этом — голова сразу заболит…

— Уже болит!

— Вот-вот. Думать не надо, блокировка включится. Только не спи сейчас. Ее обойти можно, просто повтори это про себя, гнев свой прочувствуй. Запомни его и не думай. Просто помни. Помни — нам с тобой отсюда выбраться надо. Любой ценой. Я люблю тебя. Я хочу с тобой быть. Мы что-нибудь придумаем, когда выберемся… — Она мнет мои пальцы.

Мне неловко отчего-то. Все, о чем она говорит, мимо меня проходит, не оседая. И я сделать с этим ничего не могу. И не хочу. Может, оттого это, что голова трещит и в сон клонит немилосердно?

— Я тоже тебя люблю, милая, — говорю я и целую ее в щеку.

И тут же понимаю, что со мной не так. Умом я понимаю, что хочу с ней быть, что тянет меня к ней. А внутри — исчезло что-то. Знаю точно, что оно было, — и вдруг нет теперь. Пустота. Я пугаюсь этого состояния. Прижимаю Шар к себе. Заставляю себя злиться, убеждаю зачем-то — у меня ведь нет никого, кроме нее. Трусь носом о ее висок. Надеюсь, что это пройдет от ее близости.

— Я тебя не чувствую, — внезапно говорит она, бездумно глядя перед собой. Обнимает меня, шепчет жарко на ухо: — Они и тебя обработали, сволочи. Мы с тобой разные детали. Из разных машин. Работать порознь должны.

Слезинка катится по щеке моей железной леди. Я глажу мягкий ежик ее волос. Я не знаю, что ей ответить.

— Я больше не хочу быть частью машины, — говорит она, всхлипывая. Повторяет, как заклинание: — Я люблю тебя, Ивен. Слышишь? Люблю…

— Успокойся, тростинка моя. Не плачь. Ты же офицер, не забыла? Я тоже тебя люблю, — лгу я.

17

«Доброе утро, Тринидад! В эфире военное радио „Восход“ и ваша ведущая — Шейла Ли. Новость дня — Ее высочество принцесса Криста и ее двор прибыли на Шеридан для того, чтобы продемонстрировать войскам свою поддержку и выразить восхищение их мужеством. В свите принцессы несколько фрейлин — победительниц межпланетных конкурсов красоты. Надеюсь, наши доблестные морские пехотинцы и летчики не сдадут своих позиций перед очарованием представителей двора Ее высочества».

Бодрое щебетание вызывает у меня глухое раздражение. Я думаю о Шармиле. Хотя, казалось, не ко времени совсем. Но прежнего чувства, когда я отрываюсь от земли, ощущая тепло ее тела, нет как нет. Может, и к лучшему оно.

Выставив гусеницы, бултыхаемся по оврагам и камням. Топтун то и дело бьет куда-то из пушки. Время от времени по корпусу пробегает дрожь от очереди минигана.

— Топтун сегодня e muito [1] халявы огребет. Так и шпарит! — подначивает Мышь.

Словно в ответ снова бухает орудие.

— А как по-тутовски «халява» будет? — спрашивает Кол.

— «O muff», — отвечает Мышь.

— А «трахаться»? — не отстает Кол.

— «Faca exame de minha parte traseira».

— Такое короткое слово — и так длинно переводится? — сомневается Кол.

— «Отымей мой зад» — вот как это переводится, — хохочет Гот.