Нова. Да, и Гоморра

Я повернулся спиной.

В девяти тысячах миль от нас повернулся и Стелларплекс. Серебряные круги упали через отверстия крыши. Сквозь железную клетку выключенной клешни я увидел большие, полные страдания глаза Полоцки, похожие на кольца толченой бирюзы. Сейчас они блестели от слез.

В девяти футах от нас кто-то произнес:

— Мэм?

Полоцки оглянулась:

— Ан! Ты не спишь?

В круг серебряного света вышел Ан, потирая шею:

— У вас в конторе очень жесткие стулья, сестрица.

— Он тут? — произнес я.

— Ну да, — ответила Полоцки. — Ему негде жить, так что я разрешила ему поспать в конторе, пока заканчиваю работу. Вайм, то, что я сказала, было серьезно. Теперь можешь уйти, но только не так. Остынь сначала.

— Полоцки, ты очень милая, с тобой хорошо в постели, и ты отличный механик. Но я уже все это проходил. Звать меня в семейную группу — все равно что приглашать… ну, выкинуть что-нибудь совершенно неприличное. Я прекрасно знаю, чего стою.

— Я еще и деловая женщина. Не сомневайся, я все учла, когда обдумывала, сделать ли тебе предложение.

— Полоцки, ты сама видела: я напиваюсь до потери рассудка. Как ты думаешь, почему меня выгнали из семьи?

— Это же не сейчас было. Я тебя давно знаю. Ты с тех пор повзрослел. Теперь напиваешься только раз в пять-шесть лет. Поздравляю, это прогресс. Давай попьем кофе. Ан, сбегай в контору, воткни кофеварку.

Ан исчез в тенях, будто его космическим ветром сдуло.

— Пойдем. — Полоцки взяла меня за руку, и я пошел за ней.

Выходя из круга света, я заметил свое отражение на дверце хромированного стального шкафа для инструментов.

— Ох нет. — Я выдернул руку. — Пойду-ка я домой.

— Чего это? Ан кофе поставил.

— Малой. Не хочу, чтобы он меня таким видел.

— Он тебя уже видел. Ничего с ним не сделается. Пошли.

Войдя в контору Полоцки, я понял, что у меня нету вообще ничего. Впрочем, нет. Одно у меня еще оставалось. И я решил этим поделиться.

Когда Ан принес мне чашку, я положил руки ему на плечи. Он подскочил, но не настолько резко, чтобы пролить кофе.

— Слушай, малой! Первый и последний совет алкоголика на сегодня. Даже если сходишь с ума, не рассказывай незолотым, что они загнали тебя в ловушку. Это все равно как поехать на Землю и сказать ниггеру, что он хорошо поет и пляшет и у него отличное чувство ритма. Пускай он даже выбивает семь ударов на такт левой рукой, одновременно тринадцать правой и при этом насвистывает двенадцатитоновый звукоряд. Все равно такие твои слова показывают только чудовищное непонимание того, как на самом деле устроена жизнь.

Это еще одна подробность о моей родной планете, известная всей галактике. Если уж я говорю, что планета отсталая, значит — отсталая донельзя.

Ан вывернулся из-под моих рук, поставил кофе на стол и снова повернулся ко мне:

— Я не говорил, что это вы загнали меня в ловушку.

— Ты сказал, что мы паршиво обращались с тобой и эксплуатировали тебя, что, может быть, и справедливо, и что это загнало тебя в ловушку…

— Я сказал, что вы нас эксплуатировали, — это чистая правда. И еще я сказал, что мы в ловушке, но не говорил, что из-за вас.

Полоцки села на стол, взяла мою чашку и отпила из нее кофе.

Я поднял голову:

— Ну хорошо. Расскажи мне, почему вы в ловушке.

— Ох, прости, — сказала Полоцки. — Я отпила твой кофе.

— Заткнись. Так почему ты в ловушке, Ан?

Ан задвигал плечами, словно пытаясь найти удобное положение тела:

— Все началось на Тибре — сорок четыре. Золотые возвращались оттуда в состоянии тяжелого шока…

— Да, я слышал. Это было несколько лет назад.

Лицо Ана задергалось. Мускулы вокруг глаз сокращались под кожей.

— Там обнаружилось кое-что…

Я положил руку ему на затылок так, что большой палец пришелся на ложбинку возле уха, и принялся поглаживать. Так успокаивают кошку.

— Спокойно. Расскажи мне.

— Спасибо. — Ан склонил голову. — Сначала мы нашли их на Тибре — сорок четыре, но потом они оказались всюду, на половине планет в каждой галактике, где возможна хоть какая-то жизнь, и на куче других планет, где они жить вообще никак не могут.

Он дышал все тяжелее. Я продолжал массаж, и его дыхание опять замедлилось.

— Наверно, мы так странно устроены, что когда работаем с ними, изучаем их, даже слишком много о них думаем… В них есть что-то такое, что меняет наше ощущение реальности. На фундаментальном уровне и непосредственно на биологическом они проникают сквозь барьеры, нарушая самые законы сохранения материи и энергии. Потрясение оказалось для нас слишком сильным.

— Ан… — сказал я. — Если ты говоришь, что вы в ловушке, значит есть места, куда вы не можете попасть. А твое расстройство значит, что кто-то другой туда попасть может.

Ан кивнул у меня под рукой и поднял голову:

— Я уже не психую. Только устал. Ты хочешь знать, кто и куда может попасть?

Полоцки уже поставила мою чашку и теперь качала шарик на цепочке. Ан резко обернулся к ней:

— Куда? В другие вселенные.

— Более дальние галактики? — переспросила она.

— Нет. Совершенно иные матрицы времени и пространства. — Он не сводил глаз с качающегося шарика — это качание, похоже, успокаивало его. — Совсем никак не связанные с нашей.

— Нечто вроде параллельных…