Цири укоризненно взглянула на Притчарда, потому что по ее собственному мнению тот выглядел прекрасно — славный глаженый сюртук и белоснежная рубашка. Адам настолько погрузился в мысли, что даже не среагировал на подколку Притчарда, чем последнего изрядно расстроил. Цири вздохнула и спросила:
— А ты не идёшь?
— В отличие от вас, бездельников, — осклабился Притчард, — буду заниматься важными делами.
Цири удивленно взглянула на него, недоумевая, какими такими делами он может заниматься. Она, в общем-то, еще ни разу не видела Притчарда занятым чем-то серьезным.
— Оберегать мир от случайного наступления сингулярности, — осклабился Притчард.
— Чего? А, ладно. — Цири пожала плечами и развернулась обратно к зеркалу.
— Ладно, понял, — осклабился Притчард. — Третий — лишний.
«Бинго», — донеслось ему вдогонку.
Цири высунула кончик языка и щедро провела чёрной краской по верхнему веку так, чтобы глаза казались еще миндалевиднее. «Ну, может, и глупостями занимаюсь, — упрямо подумала Цири, — может, сегодня и умру, но глаза я намалюю. Помирать, так красивой».
— Иди, я покажу тебе схему, — отвлек ее Адам.
— Минутку, — попросила Цири.
Адам вздохнул.
— Ты и так прекрасно выглядишь.
— Что? — переспросила Цири, не отводя глаз от зеркала.
— Прекрасно выглядишь, — повторил Адам.
Цири обернулась — Адам смотрел на нее, и улыбался. Такой момент упустить нельзя было ни в коем случае.
— Успеешь схему показать, — сказала Цири, плюхнувшись к нему на жесткие колени. — А сейчас немедленно скажи мне еще что-нибудь ужасно приятное. Я вся внимание.
*****
Позже, когда они лежали, вжимаясь друг в друга, Цири уже почти задремала, и единственным, что тревожило ее сон, было железное колено, царапающее ей бедро. Адаму впервые захотелось поговорить.
Желанию поговорить предшествовало мрачное пятиминутное молчание, и Цири внутренне сжалась, когда Адам наконец перевернулся на спину и сказал:
— Цири, насчет наших отношений…
Цири тут же решила, что тема ей решительно не нравится. Объединяла их столь хрупкая ниточка, что любые разговоры могли ее порвать.
— Как бы там ни было, это все скоро закончится, — договорил Адам.
После любви все животные становятся грустными, а он и вовсе впадал в тяжелую хандру.
Ну, раз закончится, то что тогда и обсуждать? Как ей не раз говорили, все происходящее между мужчиной и женщиной всегда можно списать на разыгравшиеся гормоны, инстинкты и феромоны. Простая биология.
— Ну, ничто не вечно под луной, что вашей, что нашей, — с напускным равнодушием сказала Цири и перевернулась на другой бок, с недовольством заприметив в зеркале смазанную вокруг глаз тушь. — Что-то кончается, что-то начинается.
Она завернулась покрепче в надушенное лавандой одеяло. Адам задумчиво посмотрел на нее, и сказал, понизив голос:
— Ну, хорошо, что у тебя такое философское отношение.
Вот уж кто бы говорил! Недавно пришлось прощаться, и обронил Адам по такому печальному поводу целых три слова — «рад был познакомиться». Цири отвернулась и скорчила гримасу в подушку так, чтобы он этого не видел.
Как будто у их отношений есть какая-то надежда!
А может, есть?.. Может, Шариф освоит телепортацию… Может, Адам ее найдет… Может, она его… А если нет, то хоть пообещал бы, для романтичности момента.
— Сам-то, — буркнула Цири. — Пообещал бы, что найдешь.
На мгновение ей показалось — по тому, как рассеянно он гладил бедро, там, где выступала под кожей тазовая кость — что он сейчас пообещает найти ее, или, тем паче, еще какую-нибудь глупость. И понадеялась Цири на эту глупость так крепко, что замерла и не дышала.
— Цири, я не могу тебе этого обещать, — наконец сказал Адам. — Потому что если я что-то обещаю — исполняю это.
Разумеется.
— Тогда будем довольствоваться тем, что есть, — тихо сказала Цири.
В конце концов, то, что Адам предложил ей — больше, чем у нее когда-либо было. И этого должно быть достаточно. Цири закрыла глаза и перебрала в памяти, словно кучу грязного белья, все мерзкое и унизительное, что ей пришлось пережить, чтобы получить пять минут счастья.
И хотя сейчас казалось, что так будет вечно, — у Предназначения другие планы на ее счет.
***
Здание, где проходил саммит, было словно высечено из огромного монолитного камня, и напоминало то ли прямоугольник на прямоугольнике, то ли разросшийся кристалл.
Цири хорошо помнила свой первый званый бал — незадолго до Цинтрийской резни, немногим после смерти родителей. Ей было семь, от силы восемь зим, стоял лютый холод, и ее облачили в соболиный полушубок с шелковой поклажей, страсть какой нарядный, и в сопровождении парочки прехорошеньких фрейлин повезли к зимнему дворцу Калантэ, продемонстрировать местной знати будущую княжну.
Будущая княжна егозила и выглядывала из кареты, как бы фрейлины ни задергивали оконце занавеской. В пригороде разразилась вспышка Красной Чумы — тогда еще считавшейся самой страшной болезнью — и покойных складывали на телеги вперемешку с живыми.