«Новая Атлантида». Геополитика Запада на суше и на море

В тени сегодняшнего атомного равновесия мировых держав, под стеклянным колпаком, так сказать, их громадных средств уничтожения, могло бы выделиться свободное пространство ограниченной и оберегаемой войны, с обычным оружием и даже со средствами уничтожения, о дозировании которых мировые державы могли бы открыто или тайно договориться. Это бы могло дать в итоге войну, контролируемую одной из этих мировых держав и было бы чем-то подобным dogfight.50 Это было бы по-видимости невинной игрой точно контролируемой нерегулярности и «идеального беспорядка», идеального в той мере, в какой им могли бы манипулировать мировые державы.

Наряду с этим существует, однако, и радикально-пессимистическое tabula-rasa-решение технической фантазии. В обработанной современными средствами уничтожения области конечно все будет убито, друг и враг, регулярный солдат и нерегулярное население. Тем не менее, технически можно помыслить, что некоторые люди переживут ночь бомб и ракет. Перед лицом этой возможности было бы практически и даже рационально целесообразно, вместе запланировать ситуацию после бомбежек и уже сегодня подготовить людей, которые в бомбами разоренной зоне сразу же займут воронки от бомб и оккупируют разрушенную область. Тогда новый вид партизана мог бы добавить к мировой истории новую главу с новым видом взятия пространства.

Так наша проблема расширяется до планетарных размеров. Она даже вырастает до над-планетарного. Технический прогресс делает возможным полет в пространства космоса, и тем самым попутно открываются неизмеримые, новые вызовы для политических завоеваний. Ибо новые пространства могут и должны быть взяты людьми. За взятиями суши и моря старого стиля, как их знает прежняя история человечества, последуют взятия пространства нового стиля. Однако за взятием следуют деление и использование. В этом отношении, несмотря на весь прочий прогресс, все остается по-старому. Технический прогресс вызовет лишь новую интенсивность нового взятия, деления и использования и только еще усилит старые вопросы.

5. Легальность и легитимность.

В развитии партизанства нам встретилась фигура генерала Салана как показательное, симптоматическое явление последней стадии. В этой фигуре встречаются и пересекаются опыты и воздействия войны регулярных армий, колониальной войны, гражданской войны и партизанской борьбы. Салан до конца продумал все эти опыты, следуя неизбежной логике старого тезиса, что партизана можно побороть только партизанским образом. Это он последовательно делал, не только с мужеством солдата, но и с точностью офицера генерального штаба и пунктуальностью технократа. Результатом было то, что он сам превратился в партизана и, в конце концов, провозгласил гражданскую войну своим собственным верховным главнокомандующим и своим правительством.

Что является внутренним средоточием такой судьбы? Главный защитник Салана, Maitre Tixier-Vignancourt, в своей большой заключительной речи перед судом от 23 мая 1962 года нашел формулировку, в которой содержится ответ на наш вопрос. Он замечает о деятельности Салана как шефа OAS: я должен констатировать, что старый воинствующий коммунист, если бы он вместо главного военного шефа стоял во главе организации, предпринял бы иные действия, чем генерал Салан (S. 530 отчета о процессе). Тем самым угадан решающий пункт: профессиональный революционер делал бы это иначе. Он занимал бы иную позицию, чем Салан не только применительно к заинтересованному третьему лицу.

Развитие теории партизана от Клаузевица через Ленина к Мао двигалось вперед путем диалектики регулярного и нерегулярного, кадрового офицера и профессионального революционера. Посредством доктрины психологической войны, которую французские офицеры — участники войны в Индокитае — переняли от Мао, развитие не возвращалось в роде ricorso к началу и к истокам. Здесь нет никакого возврата к началу. Партизан может надеть униформу и превратиться в хорошего регулярного бойца, даже в особенно храброго регулярного бойца, быть может, подобно тому, как о браконьере говорят, что он представляет собой особенно умелого лесного сторожа. Но все это помыслено абстрактно. Переработка учения Мао теми французскими кадровыми офицерами на деле содержит в себе нечто абстрактное и, как это однажды было сказано в ходе процесса над Саланом, имеет нечто от esprit geometrique.