Новая Дикая Охота

До сих пор Шш не отличался особой застенчивостью. И не особой тоже не отличался. Вообще никакой! Но после вопроса про задницу он умолкает надолго, так что я уже начинаю сочинять извинение за бестактность, длинное и достаточно заковыристое, чтобы его насмешить. Никогда не знаешь, где у кого уязвимое место и о чём при ком лучше не говорить. Вдруг Шш, бедолагу, в детстве дразнили, что у всех вокруг есть задница, а у него нет?

– Это была метафора? – наконец спрашивает Шш. – А что она означает? Что-то я не догнал. Или ты просто имеешь в виду – вот прямо настоящая жопа, как у тебя?

– Вот прямо настоящая жопа, – подтверждаю я.

– А зачем она мне? – изумляется Шш. – Чтобы – что?

Катька тихо хихикает. То есть, возможно, она как раз хихикает громко, но я слышу – тихо. Потому что Катька, конечно, гуляет с нами, но только отчасти. Другой своей частью Катька сейчас живёт дома, в городе Измаиле. Она бы с радостью вся оттуда приехала, но хрен сейчас вот так просто возьмёшь и куда-то приедешь. Для путешествий нынче так себе времена. Поэтому я просто представляю, что Катька идёт с нами вдоль берега. В этом смысле Катьке со мной повезло, у меня хорошее воображение, так что когда я что-нибудь представляю, оно вполне по-настоящему происходит. Ну, почти. То есть целиком вся Катька на берегу всё-таки не появляется, но из дома там, у себя выходит, потому что когда я представляю, как вместе с кем-то гуляю, этому кому-то становится трудно на месте сидеть. И когда я спрашиваю про задницу, а Шш отвечает, Катька нас слышит. И ей там, далеко, в полутора тысячах километров отсюда, делается смешно.

– Жопа, она же задница, – говорю я таким специальным назидательным учительским тоном, чтобы ещё больше порадовать Катьку, – бывает нужна для разных целей. В частности, чтобы сидеть. Сидеть – это такой вид не особо активного отдыха. Ничего выдающегося, но многим нравится. Лично я иногда люблю посидеть.

– Отдых – это я хорошо понимаю, – оживляется Шш. – Ты не волнуйся, я и без задницы могу отдыхать. Чтобы как следует отдохнуть, я обычно парю… или как сказать правильно? Становлюсь паром? На самом деле не совсем настоящим паром, но с твоей точки зрения, это примерно как будто пар.

– Да, ты круто устроился, – завистливо вздыхаю я. – Мы тут так не умеем. Поэтому сидим на заднице, как последние дураки. И – внимание, сейчас открою страшную тайну о невзгодах человеческой жизни! – сидеть на мокром мы очень не любим. Неприятное ощущение. Поэтому мы сейчас тут и ходим. Не просто так, сдуру, а чтобы найти мне сухое сиденье. Например, большой камень. А ещё лучше, какой-нибудь пень.

– Так надо было сразу сказать! – восклицает Шш. – Я же всё вокруг вижу, а не только то, что прямо перед глазами, как ты. Вон в той стороне, если к воде поближе спуститься, есть замечательный пень.

Пока мы пробираемся; ладно, это называется не «пробираемся», а «ломимся» через кусты по мокрому скользкому склону туда, где нас ожидает обетованный замечательный пень, я, пытаясь ничего вокруг не сломать и одновременно ни на что не напороться какой-нибудь жизненно важной частью себя, забываю представить, как Катька ломится с нами. С одной стороны, она не то чтобы много теряет, но с другой – Катьке не позавидуешь. Когда связь рвётся вот так внезапно, человек обычно чувствует себя дураком и начинает думать, будто ему примерещилось. Причём вообще всё!

Поэтому усевшись на пень – действительно замечательный, Шш не соврал, достаточно большой, чтобы сидеть на нём было удобно, и при этом почти совершенно сухой – я первым делом представляю, что на пне мы сидим вместе с Катькой. Худо-бедно, но как-то поместились вдвоём. Мы, кстати, и правда тут вполне поместились бы, если бы Катька была настоящая, в смысле, появилась бы тут целиком. Может, не так удобно, как в одиночку, зато тепло. И Катька там у себя, на окраине Измаила, на тёмной улице, похожей на деревенскую, где облетают тополя и нет фонарей, думает: «Это ты, дорогой друг, очень вовремя. Я как раз пожалела, что слишком тонкую куртку взяла».

– Что будем пить? – взволнованно спрашивает Шш.

Из нас троих он единственный настоящий гуляка. Или кутила. Не знаю, как лучше сказать. Ну, не «пьянчуга» же. Вряд ли правильно называть пьянчугой того, кто в жизни ни глотка спиртного не сделал, поскольку состоит из настолько иной материи, что вряд ли вообще существует. То есть существует, конечно, но очень по-своему. Не так, как мы привыкли существовать.

Однако когда мы с ним вместе идём гулять, Шш, существует он или нет, настойчиво напоминает: «Возьми чего-нибудь выпить! Что у тебя в рюкзаке? Бутылка сидра? Отлично, он газированный! Я люблю газировку! Но этого слишком мало! Ты давай ещё вина или хотя бы пива купи».