Читаем Новая история московских улиц полностью

Уняв кровь из носа, в тревожном состоянии Корольков вышел из дома. Служба в армии приучила его всегда проводить рекогносцировку на местности, прежде чем приступать к каким-либо действиям или оперативно-тактическим планам. Бродил он по Садово-бульварному кольцу долго, вплоть до позднего вечера, делал какие-то пометки в блокнот, даже что-то фотографировал. Прислушивался к разговорам, сам вступал в беседы со старушками, которые, как и положено, осведомлены больше всех. Вернувшись в квартиру, полковник начал анализировать ситуацию. Сделанные им выводы пока мало о чём говорили, но заставляли задуматься. На листе бумаги Корольков написал:

«Первое. Мироточение икон. Сам видел в церкви Животворящей Троицы на Сретенке. Второе. Провалы в земле: на Трубной, в Столешниковом, на Пушкинской улице, в Охотном ряду и т. д. Третье. Бродячие собаки ведут себя странно. Сбиваются в стаи и покидают город. Их большое скопление видели в районе Лосиного Острова, несколько сотен голов. Уходят в леса? Также странно ведут себя домашние кошки: непрестанно мяучат из всех окон. Что касается голубей, то те как были дурами, так и остались — продолжают клевать крошки. А тараканы активизировались, для этого не надо даже выходить на улицу — вон, бегут три сволочи прямо по стене. Четвёртое. Выступление Президента. Ничего существенного не сказал, но в глазах какое-то беспокойство. Пятое. Зарядил дождь, что совершенно не свойственно для этого времени года. Кажется, намечается гроза. Громы уже слышны. Шестое…» Шестого пока не было, и Корольков отложил лист бумаги. А громыхание за окном походило на артиллерийскую стрельбу.

Шестое, а также седьмое, восьмое и так далее, стало проявляться в последующие дни. Странные, загадочные события наращивались как снежный ком. В череде их можно отметить такие: прорвало канализацию на Дербенёвской набережной. Ладно бы только там. Но слив испортился и на других улицах, близких к Москве-реке. То же самое случилось и на Кропоткинской, Карамышевской, Нагатинской, Лужнецкой, Бережковской и некоторых других набережных. Нечистоты потекли в воду. Это уже стало вызывать серьезную озабоченность городских коммунальных служб. В это время неожиданно повели себя дворники. Кучкуясь возле домов, тарабаня что-то на своём языке, побросав совки и мётлы, они вдруг все разом поспешно двинулись в сторону казахстанской границы. Столица моментально стала наполняться мусором и пищевыми отходами. Ещё один сигнал тревоги подали биологи и животноводы. Они первыми обратили внимание на то, что в город из подмосковных лесов ползут змеи. А вскоре нашествие ужей и гадюк приобрело массовый характер, что грозило настоящей паникой среди населения. Корольков сам в собственной квартире обнаружил свернувшегося под диваном какого-то полосатого гада. Заметя его в мусорное ведро, он выбросил хладнокровного на лестничную клетку.

«Почему-то и крыс стало чрезвычайно много, — отмечал в своём блокноте полковник. — Они уже не стесняются нагло заходить в подъезды, царапаться у дверей квартир, заглядывать в окна первых этажей. Интересно, что одни животные уступают место другим. К чему бы это? Если искать ответа в Библии, можно сделать следующий вывод. Все животные, как и люди, делятся на горячих, холодных и тёплых. Последние — самая ненадёжная дрянь, они легко становятся и холодными, и горячими, в зависимости от ситуации. А когда их количество достигает критической массы, то следует природный или глобально-политический катаклизм, вроде гибели Атлантиды, Помпеи и Вавилона. Может быть, причина именно в этом? Над Москвой сейчас стоит какое-то марево, где-то горят торфяники, хотя продолжает лить дождь. Погода и природа словно сошли с ума. А электричества нет вторые сутки…»

Но не было в кранах и воды, она кончилась вслед за электроэнергией. А горели не торфяники — дым поднимался над Рублёвским шоссе и Николиной горой. Туда сейчас ринулась вся московская милиция, искать злоумышленников-поджигателей, а заодно и охранять частные владения. Столица осиротела, поскольку никто не решался выйти на улицу, все сидели по своим домам и квартирам. Жилища покидали только самые отчаянные, чтобы урвать что-либо из продуктов из разорённых магазинов. Если повезёт, то ещё можно было найти какой-нибудь мятый «сникерс» или жевательную резинку. Но власть продолжала упорно готовиться к выборам. Об этом объявлялось через громкоговорители, которые были установлены на бронетранспортёрах. Вещание почему-то шло на разных языках, только не на русском. Наверное, он был уже запрещён каким-то специальным указом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее