Новая книга ужасов

Среди празднующих она была единственной из своего рода, если под «своим родом» подразумевать вампиров, потому что были другие, кто разделял ее теперешнюю профессию – частные расследования; были даже другие пришлецы из достаточно удаленных регионов, чтобы считаться иностранцами. Она родилась в Северной Франции, во время правления английского короля. И видела достаточно исторических событий, чтобы понимать бессмысленность национальностей. Быть британцем в 1416 году означало, что ты ни француз, ни англичанин – или же одновременно и тот и другой. Гораздо позже, во время Революции, Франция снова переделала календарь – сбежала из 1790-х и даже переименовала месяцы. В долгосрочной перспективе эксперимент оказался неудачным. И это время было последним, когда она – гражданка Дьедонн – действительно жила в родной стране. Кровавые события восстановили ее не только против собственной нации, но и против человечества в целом. Слишком много эпох заслужили название «Ужасная». Предполагалось, что вампиры будут непристойно кровожадны, и она не закрывала глаза на злоупотребления своего вида. Но теплые пили из открытых ран столь же ненасытно и делали это обычно с куда большей жестокостью.

С песчаного патио перед ее хромированным, аэродинамичным трейлером она смотрела поверх толпы веселившихся людей, шутивших про франков на вертелах. Вместе со своими приятелями по боулингу Чувак замешивал в кувшине «Черного русского»[111]

– они возобновили тянущийся месяцами спор касаемо точного текста заглавной песни в сериале «Заклейменные»[112]. Восьмидорожечник в машине с открытым верхом заиграл «Отель Калифорния» The Eagles

– оптимистичную, хотя и зловещую песню о вампирше и ее жертвах. Некоторые танцевали на песке; обувь была свалена в большую кучу, и ее будет сложно рассортировать позже. Белые барашки прибоя разлетались о волноломы, а на берег мягко накатывали волны.

Там дальше был Тихий океан и закругление Земли, а за голубым горизонтом, как пелось в очередной проникновенной песне, вставало солнце. Рассвет ее не беспокоил; в ее возрасте, до тех пор, пока она осторожно подбирала одежду – темные очки, широкополая шляпа, длинные рукава – то даже не рисковала получить солнечный ожог, не говоря о том, чтобы рассыпаться прахом и солью, подобно некоторым носферату из линии Дракулы. Она выросла из темноты. От ее ночного совиного зрения было не спрятаться, а значит, в такие в праздничные ночи, как эта, ей приходилось осторожно выбирать, куда смотреть. Ей нравилось жить у моря – его глубины так и остались для нее непроницаемы, они сохранили свою тайну.

– Эй, Девчошка! – донесся хриплый голос. – Хочешь отхлебнуть?

Это был один из серферов, видом напоминающий косматого медведя. Женевьева никогда не слышала, чтобы к нему обращались как-то иначе, кроме как Лунный Песик. Он носил поношенные шорты, шлепанцы и старую голубую рубашку и, вероятно, одевался таким образом еще с пятидесятых. Легендарный ветеран пивных банок, трубок и давно сгинувших волн, ей он казался молодым, но друзья называли его стариком…

Предложение было щедрым. Она кормилась от него прежде, когда жажда была сильна. И с его кровью она чувствовала соленый напор, ощущение, что тебя окружает волна, пока доска несется по водяной поверхности.

Сейчас ей это было не нужно. Она все еще чувствовала вкус Чувака. С улыбкой, она отрицательно махнула ему рукой. Она была старейшей, и для нее красная жажда не ощущалась так жестоко. Со времен Чарльза она кормилась гораздо реже. У большинства вампиров было не так – особенно у тех, что происходили от Дракулы. Некоторые носферату становились только голоднее с течением времени, и в конце концов их пожирала собственная жажда. Таких именовали монстрами. На их фоне она была сущей мелюзгой.

Лунный Песик дернул за ворот рубашки, поскреб украшенную сединой бороду. Два года назад Лос-Анджелесский департамент полиции пытался повесить на него убийство, когда в его пляжной хижине обнаружили мертвое тело сбежавшего из дома мальчишки. Она расследовала это дело и сняла с него обвинение. Поэтому он всегда останется благодарен своей «Девчошке» – как она поняла, имя образовалось от объединения слов «девчонка – крошка». Изначально невысокую, ее обратили – «заморозили» – в шестнадцать. После столетий, когда с ней обращались почти как с ребенком, только недавно ее стали принимать за двадцатилетнюю девушку. И только те люди, которые не знали, что в ней нет тепла и что она не совсем живая. Она даже пыталась изучить лицо на предмет появившихся морщин, но от зеркал ей было мало толку.