Год начался с умеренно доброго дела, хотя для решения проблемы, что глодала парня изнутри, лучше было бы промыть ему желудок и оттащить к АА[114]
. Она ляжет спать позже утром, заперевшись в своем комфортабельном трейлере – в большом металлическом гробу, оборудованном всем необходимым. Из всех домов, что были у нее за долгие годы, этот был самым любимым. Трейлер был хромирован везде, где только возможно, и специально оборудован стальными ставнями на окнах и люке в крыше, которым никогда не пользовались. Экономия пространства вынудила ее ограничить количество вещей – весьма немногочисленных для такого долгого срока – только самыми важными: уродливые украшения из ее средневекового детства, кое-какие книги Чарльза и его письма, граммофон Дансетт с электрическим набором пластинок, ее любимый автоответчик, безвкусное мексиканское распятие со светящимися глазами, которое она держала у себя чтобы доказывать, что она не «из тех» вампиров, резиновую уточку с особой историей, два приличных официальных платья и четыре пары викторианских туфель (сделанных на заказ под ее крошечную ножку), переживших все, что было сделано в этом столетии, и способных продержаться еще десятки лет. В дороге она могла подчиниться капризу и использовать красный, словно пожарная машина, «Плимут Фьюри» 1958 года, но трейлер был гораздо удобнее.По взрыхленному песку пляжа она прошла к водяной кромке. Только что здесь танцевали – словно взрослые из фильмов про Френки и Аннет, которые пытаются приспособить устаревшие па к современной музыке.
Она наступила на горячий камешек, который оказался пулей, и махнула рукой в сторону голливудской богатейшей веранды Великого Джона. Милиус написал сценарий «Дракулы» для Фрэнсиса Копполы на основе новеллы Брэма Стокера, в которую ее не включили. Не желая, чтобы ей напоминали о графе, она не смотрела это кино; хотя ее подруга журналистка Кейт Рид, тоже вампир, тоже не упомянутая в книге Стокера, работала над фильмом в качестве технического консультанта. О Кейт она давно ничего не слышала; Женевьева подозревала, что та находится сейчас за железным занавесом и идет по следу Движения Трансильвании, этой странной организации барона Мейнстера, добивающегося чтобы имения Дракулы стали страной вампиров. Боже, если это действительно произойдет, то она снова попробует подать на американское гражданство; сейчас они принимали носферату, чего не было в 1922-м, когда она интересовалась такими вещами последний раз. Мейнстер был одним из «хочу быть как Дракула», хотя был не способен даже носить театральный плащ и кружевные манжеты со своими жеманными крошечными клыками и неприкрытой жаждой стать новым «королем котов»[116]
.Небольшие волны плескались у ее босых ног – ногти сверкали под водой.
В семидесятых музыка уже не была чем-то особенным – не после шестидесятых. Глэм-рок.
Если бы ей нужно было заполнять дневник по каждому десятилетию, то в описании семидесятых было бы много воды. Она бывала на вечеринках, помогала каким-то людям и жила в пастельном, заторможенном, словно безвкусное мороженое, мире Южной Калифорнии, немного на обочине стремительного потока человеческой истории. Ее даже не особо тревожили воспоминания – это проклятие долгоживущих.
Не плохо, не хорошо, никак.
Она не забыла Чарльза и никогда не сможет. Он постоянно, хотя и безмолвно, жил в ее сердце – ее боль, ее поддержка и радость. Этим воспоминаниям она ни за что не позволит ускользнуть. И Дракула. Уничтоженный вскоре после смерти Чарльза, он все еще бросал длинную тень на ее жизнь. Подобно Брэму Стокеру, она гадала, как бы сложилась ее жизнь, каким был бы мир, если бы Влад Цепеш никогда не обратился или если бы его победили прежде, чем он обрел власть. «Как бы сложилось» и покойник. Плохая компания.