Новая критика. Звуковые образы постсоветской поп-музыки

Итак, популярная песня являет собой взаимодействие музыкальных и вербальных структур, при котором набор стилистических кодов из пласта звучания определяет вербальные коды. Сегодня популярная музыка уже обладает традицией и историей, а потому можно говорить, что определенное звучание ассоциируется с характерными текстовыми приемами и темами, которые порой независимы от фигуры музыканта и как бы предопределены самим избранным жанром. В то же время поп-музыка давно развивается нелинейно — она скорее пребывает в постмодернистском поле стилистической одновременности, когда различные музыкальные дискурсы, жанры и направления не вытесняют друг друга, а сосуществуют в объемном пространстве культуры. Это приводит к тому, что музыканты могут годами и десятилетиями работать в одном и том же жанре, не опасаясь выйти в тираж.

Артист, чье творчество можно расценивать как пример такой одновременно синхронной (современной) и диахронной (исторической) стилистики, — это Константин Кинчев, фронтмен «Алисы», одной из основополагающих групп русского рока. Именно с «Алисой» среди прочего связано формирование влиятельной логоцентричной оптики в российской музыкальной критике. Карьера группы нередко концептуализируется как постепенное движение по оси усложнения текстов и их поэтики. Как пишет Андрей Бурлака, «выступление „Алисы“ на VI [ленинградском] рок-фестивале стало сенсацией, во многом благодаря актерскому дарованию Кинчева, <…> а также своеобразной мелодике песен и самобытным текстам. Одаренный поэт, Кинчев нарисовал в своих песнях галерею урбанистических образов, отвечавших общей ориентации группы, <…> обнаружил своеобразное чувство юмора, <…> а чуть позже создал песни, ставшие подлинными молодежными гимнами»[34]

. Ориентация на первичность слова в творчестве «Алисы» проступает и во многих современных критических текстах, посвященных группе. Вот, например, как один критик описал альбом «Энергия» (1985): «Дебютный альбом „Алисы“ — шедевр советского нью-вейва. Ленинградская школа говнопалочной звукозаписи прыгнула выше головы: люди большого энтузиазма и таланта вроде Андрея Тропилло на собранном с миру по нитке оборудовании делали саунд не хуже (если не лучше) многих западных образцов, а материальная бедность обернулась их духовным богатством. Но главное, конечно, не это, а мастерские тексты, мелодизм и артистическая интуиция Константина Кинчева: зацикленный на самом себе (рок-звезда, обычное дело), он запел от имени целого поколения, глотавшего воздух перестроечной свободы. Резко индивидуализированное „я“ („Я меломан“) и расплывчатое „мы“ („Мы вместе!“) в „Энергии“ сменяют друг друга в безумном калейдоскопе образов, для полноты эффекта приправленном цитатами из литературной классики»[35]

.

В этом тексте изложен тезис, что подпольная культура звукозаписи, часто не позволявшая добиться качественной и чистой фиксации звука, явилась, однако, тем технологическим ограничением, которое определило уникальность русского рока как высокодуховного, полного словесного смысла музыкального направления. Этот аргумент, в сущности, повторяет идеи уникальности и самобытности русского рока, сформированные в дискурсе самиздатовской рок-критики. Но и сегодня «Алиса» продолжает выпускать новую музыку. Последний альбом под названием «Посолонь» вышел в 2019 году. И если раньше несовершенство звукозаписывающего процесса могло служить оправданием критического логоцентризма, то нынешняя «Алиса» давным-давно записывается в профессиональной студии, но дискуссии вокруг нее все равно носят преимущественно литературоцентричный характер[36]

. Отчасти это связано с особенностями самих текстов Кинчева, явно написанных в регистре «высокой поэзии», с философскими обобщениями и на подчеркнуто литературном языке. Однако все это — не более чем стилистический прием, обоснованный спецификой рок-жанра. Иными словами, тексты «Алисы» производят впечатление философского высказывания, потому что конвенции рок-жанра поощряют такой стилистический эффект. В уже упомянутой статье Саймона Фрита «Почему в песнях есть слова?» описано, как в англоязычной культуре рок постепенно утверждал себя как жанр, отличающийся от других видов популярной музыки осознанием особого статуса текстов песен. С течением времени сформировалось представление, что «в настоящем роке слова имеют значение, потому что они могут восприниматься как поэзия или политическое высказывание, при этом являясь формой социального комментария или способом выразить правду эмоций. Напротив, в плохом роке тексты — это пустая болтовня»[37]. Подобное противопоставление «пустой болтовни» и осмысленного сообщения характерно и для истории российской популярной музыки, в которой рок долгое время брал на себя мессианскую функцию выражения глубоких истин.