Новая критика. Звуковые образы постсоветской поп-музыки

Сегодня в дискурсе советского рока распространено мнение, что «ближайший контекст рок-традиции — это авторская песенность, составной частью которой русский рок является»[14]. С этим тезисом связан литературоцентричный крен многих исследований, посвященных отечественной рок-музыке. Характерным для этой критической традиции является взгляд Станислава Свиридова: «Русская рок-поэзия — литературный феномен, родственный поэзии „бардов“, но не совпадающий с ней. Их роднит принадлежность к авторской песенности — области искусства, тексты которой обладают двойной функцией: литературной и песенной»[15]

. Эта точка зрения, однако, не учитывает тот факт, что рок-музыка — феномен эпохи звукозаписи. Следовательно, осмысляют ее не только в категориях присутствия, исполнения, перформативности (на концертах), но и — чаще — в форме трека, музыкального явления, зафиксированного на физическом или цифровом носителе. Это обстоятельство неизбежно меняет онтологическую парадигму разговора о популярной музыке, ее текстах и смысле. О различии между песней как исполнением и песней как записью говорит, например, Борис Гребенщиков в автобиографичном тексте «Краткий отчет о 16-ти годах звукозаписи»: «Записи, сделанные в этот период [в 1970-е], по праву принадлежат не музыковедению, но этнографии, ибо являются документом существования иной формы жизни (другими словами, их можно изучать, но нельзя слушать). В тот период ценность музыки заключалась не в том, чтобы ее можно было слушать, но в том, чтобы мы могли ее играть»[16]

.

Конечно, появление звукозаписи не отменило важности концертов и опыта присутствия, который можно на них пережить. Однако именно музыкальный трек становится если не самой значимой, то по крайней мере важной формой существования популярной песни. Новую музыку слушатель теперь зачастую узнает сначала в форме трека и лишь потом — в живом исполнении. Это влияет и на способы восприятия песни: прослушанная как трек, она неизбежно воспринимается в полноте и совокупности всех аспектов своего звучания. Более того, в пространстве трека звучание становится предметом скрупулезного проектирования, внимания, отделки артиста. И речь здесь идет не только о тембрах, гармонии, ритме и мелодии — все эти категории присутствуют и при концертном исполнении песни, — но также и о специфическом понятии саунда. Андрей Горохов так описал его: «Саунд — это акустическое пространство трека. <…> Саунд предполагает целостное восприятие акустического события, а не в качестве суммы характеристик: высота ноты плюс ее длительность, плюс ее громкость, плюс ее тембр. Интерес к саунду — это интерес к звуку как он есть сам по себе, вне ритмических, гармонических, мелодических, динамических параметрических сеток. <…> Саунд — это то, что слушатели стали называть стилем. Это не только предпочтительные „отдельные звуки“, но и правила их комбинации. Именно устойчивые характеристики <…> саунда и образуют стиль»[17].

Следовательно, слова неотделимы от саунда, в котором они пребывают. С этой точки зрения текст песни лишь часть идентичности трека. Так, американский исследователь Альбин Зак в книге «The Poetics of Rock» в принципе не говорит о тексте рок-песни. Зак использует понятие «поэтика» для обозначения целостности, создаваемой различными аспектами звучания и записи студийного трека. Уникальный смысл и идентичность каждого трека заключаются в конкретной конфигурации таких параметров, как мастерство исполнения, тембр, эхо, а также пространственные характеристики записи и фактура звука[18]

. При этом, как пишет Зак, «риторическое значение звука определяется культурными практиками»[19]. Иными словами, символическое значение звуков формируется в процессе исторического развития популярной музыки: «…звуки отягощены стилистическим наследием, и, по мере того как рок-музыка развивается, нюансы стилистического языка становятся более тонкими»[20]

. Манера исполнения, эмоции артиста, особенности записывающей аппаратуры, оборудование, сведение и мастеринг трека — все это влияет на формирование саунда.

В свете этих соображений популярную песню можно определить как сложный эстетический объект, в котором музыкальные структуры взаимодействуют с вербальными. Текст популярной песни следует воспринимать как структуру, соотнесенную со всеми аспектами записи: гармонией, мелодией, ритмом, саундом, и т. д.

Как артист выбирает ту или иную тему, те или иные слова? Как говорить о тексте популярной песни, если не через логоцентричную категорию смысла? Почему для тяжелого рока свойственны одни темы, а для инди-рока — другие?