Новая Россия в постели

В данном случае потерпевшая физически была здорова и ранее сердечными болезнями не страдала, сие есть косвенный признак применения клофелина.

Практический эффект: практика судебного производства показывает, что при смерти потерпевшего (свидетеля) обвиняемые в подавляющем большинстве случаев отпускаются на волю…»

Дело по борделю на Ольховской стало рассыпаться — после гибели Оли Заварун другие «потерпевшие» девочки стали менять свои показания. Но ни Дугин, ни члены его команды уже не могли повлиять на ход событий. Потому что после громких публикаций «МК» капитан Дугин был уволен из милиции «за дискредитацию высокого звания сотрудника милиции», против него было заведено уголовное дело о «хищении диктофона и телефона», а его команда расформирована. Логика художественной правды восторжествовала, причем даже больше, чем могло прийти в голову этому заезжему американскому писателю! А именно: руководители расформированного 10-го отделения милиции, против которых так увлекательно и профессионально собирали видео— и кинодоказательства РУОП и РУВД ЦАО, пошли на повышение и заняли руководящие должности в других органах МВД, а один из них даже стал главным инспектором Управления внутренних дел Центрального административного округа Москвы! И, вступив в эту должность, немедленно позвонил Дугину, поздравил его с этим событием.

Читатель, я ничего не сочиняю, жизнь сочиняет за меня, да так, что только успевай записывать! Куда подевались разрекламированные «МК» «фото— и видеоматериалы, отснятые в районе Тверской улицы, запечатлевшие милиционеров-сводников в моменты получения денег и передачи проституток в руки клиентов»? Кто «из особо скомпрометировавших себя милиционеров», кроме младшего сержанта Утырского, пошел под суд? Почему те же мощные силы, которые весной 1995-го «провели крупную операцию, чтобы вывести на чистую воду милиционеров-сутенеров», вдруг были брошены на слежку за Дугиным и членами его команды?

«Получился „слоеный пирог“ из совпадения интересов задетых нами в период 1993 — 1995 годов „блюстителей порядка“, — сообщал мне Дугин. — Это очень большой круг лиц… Для «накапывания» материала против Уголовного розыска 92-го отделения милиции были использованы большие силы и средства, в том числе слежка. Имеется устная информация, что я с сотрудниками попал в «разработку» МВД РФ как «коррупционер». В период этого давления и обвинения в «создании банды под вывеской УР 92 о/м Москвы» все старшие оперуполномоченные УР подали на увольнение. Против них ведутся служебные проверки».

Казалось бы, вот как раз тот финал, который нужен для социально злободневного романа. На основании этой истории было уже нетрудно сочинить новый, 1995 года вариант «Красной площади» или «Журналиста для Брежнева». Но писать его уже было некогда — нужно было спасать Дугина! Какой тут, к черту, роман, как я мог сидеть в сытой Америке и что-то писать, когда мой герой, отец троих детей, оказался в Москве не только без работы, но и под следствием?

Я слетал в Москву, и 2 марта 1996 года в «Известиях» под рубрикой «Письмо из Нью-Йорка» появилась статья «ПОСЛЕ СХВАТКИ С МИЛИЦЕЙСКОЙ МАФИЕЙ КАПИТАН ДУГИН ОКАЗАЛСЯ БЕЗ РАБОТЫ И ПОД СЛЕДСТВИЕМ». В этой статье я кратко описал все, что вы прочли выше. Но редакция пошла дальше простой публикации моего «Письма из Нью-Йорка». Известный журналист Игорь Корольков, специальный корреспондент «Известий» по вопросам преступности, написал к моему письму комментарий, в котором сказано: