Новая семья: Гостевой брак, лоскутная семья и другие форматы отношений в современном мире

Не факт, что, когда их сын начнет ходить на свидания, дружеские союзы еще будут кого-то удивлять. Уже сейчас далеко не все скрывают свой выбор в пользу платонического сородительства. В начале 2022 года мир облетела новость про третьего ребенка комментатора CNN Вэна Джонса. Джонс, разведенный отец двоих детей, хотел еще одного ребенка. Он решил не обращаться ни в какие сервисы, а сделать его со своей давней подругой по имени Наоми. Об этом телеведущий охотно делится во многих интервью: «Мы решили объединиться и стать осознанными сородителями. Я надеюсь, к этому формату со временем будет обращаться все больше людей»[198].

Жизнь в тандеме

«Мы здесь правда все счастливые, — говорит пожилая датчанка по имени Мерете. — Я не смогла бы жить где-то еще».

Я ей охотно верю. Мы сидим и пьем липовый морс за деревянным столом в стерильно чистой кухне с огромным окном без занавесок. У Мерете очень светлая двухэтажная квартира в одном из деревянных домиков свекольного цвета. «Я в этот цвет сразу влюбилась», — улыбается моя новая знакомая, разрезая на куски сливовый пирог.

Об этом идиллическом местечке в датской глуши я узнала из документального фильма под названием Happy[199]. Речь там шла об уникальных точках на планете вроде японского острова долгожителей Окинава, где живут самые счастливые люди. В числе таких мест был и Тингарден — коливинг[200] в окрестностях Копенгагена.

Несколько десятилетий назад Мерете уговорила бывшего мужа переехать сюда из датской столицы. Она прочла в газете о новом проекте архитектурной фирмы Vandkunsten[201], которая прославилась на всю Скандинавию инновационными идеями в области недорогого экологичного жилья, отвечающего духу времени.

В 1970-х годах, на волне левых студенческих волнений, Дания больше других стран помешалась на идее Make love, not war[202], и многие хиппи, идеалисты и просто сумасшедшие тогда стали стихийно объединяться в коммуны. В вольном городе Кристиании — самоуправляемой общине, появившейся в начале 1970-х в Копенгагене и существующей до сих пор, — все было общее: квартиры, наркотики, алкоголь, деньги, одежда и даже мужья и жены. Тингарден — небольшой квартал в часе езды от Копенгагена — более буржуазный и семейно-ориентированный вариант. Здесь у всех отдельные квартиры, но есть общий огород (у каждой семьи своя грядка) и коммунальные дома со стиральными машинами и морозилками на всех, а также большой кухней со столовой, где раз в неделю проходят совместные ужины.

Входные двери прилегают к соседским почти вплотную, а огромные окна, на которых нет занавесок, выходят аккурат друг на друга.

Дома в Тингардене построены на манер таунхаусов. Входные двери прилегают к соседским почти вплотную, а огромные окна, на которых нет занавесок (так, впрочем, почти везде в Дании — ведь хорошему протестанту нечего скрывать!), выходят аккурат друг на друга. То, что многое происходит на виду у соседей, тут никого не смущает, наоборот: с момента основания Тингардена на покупку квартир стоит очередь. «Наши датские деревни, — объясняет Мерете, — только выглядят как с картинки, но на самом деле там очень одиноко: к соседям так просто не зайдешь, соли и яиц не попросишь. А люди не созданы жить одни. Мы все любим подсматривать за жизнями друг друга — не зря соцсети так популярны. А тут мы не просто подсматриваем, но реально друг о друге заботимся. Если кто заболеет, его тут же придут проведать. Твой ребенок разобьет коленку — кто-то из соседей тут же подбежит и его приласкает. А когда я хочу побыть одна, просто поднимаюсь к себе и ложусь на диван с газетой. Соседи поймут, что сегодня мне не до них».

Как утверждают местные жители, в их комьюнити действует прямая форма демократии. Важные вопросы решаются на общих собраниях. В правлении пять человек, председателя выбирают раз в два года. Несогласные собирают подписи, и спорный вопрос обсуждается заново. Иммигранты в общину попадают редко, а немногочисленных маргиналов — например, одного алкоголика — деревня всячески опекает. Самые страшные преступления за все время существования комьюнити — несколько пропавших велосипедов (потом выяснилось, что их не украли, а «одолжили покататься») и однажды — курение марихуаны.

Я заглядываю в гости в соседний домик — к школьной учительнице Сесиль и бизнесмену Мишелю, которые переехали сюда из Копенгагена более 10 лет назад. Дом их обставлен довольно аскетично, но мило. Сесиль тоже нахваливает мне жизнь в коливинговом формате: «Тут нет заборов, нет шумных шоссе, мне не страшно за детей и всегда есть с кем их оставить». Я спрашиваю, как ей живется с окнами без занавесок, — она не понимает, о чем речь: «А что мне скрывать? И от кого? Все мы люди, у всех одни и те же проблемы. И радости те же».