Новая весна

Этим утром она пришла к Таниане, чтобы признать поражение: она не смогла узнать о договоре ничего большего, кроме того, что уже выяснил Креш с помощью Барака Дайира. Она ничего не утаивала: просто установить общение с Кандалимоном оказалось гораздо труднее, чем она — или Таниана — предполагала. Так что из нее получился плохой шпион. О договоре она не могла сообщить ничего полезного. Это было правдой. И Таниана, похоже, приняла эту правду.

Это должно было стать концом всему — ее жизненноважная миссия потерпела фиаско. Но вместо того чтобы отпустить ее, Таниана молчала, словно ожидая чего-то большего, и получила его. Удивленная Нилли Аруилана слушала, как слова сами собой слетают у нее с языка.

— Мама, позволь мне выступить на Президиуме. Позволь мне рассказать им о джиках. О Королеве, о Гнезде. Я буду говорить о вещах, о которых не могла говорить раньше. О вещах, о которых не могу больше молчать.

Возникло замешательство.

— Ты хочешь выступить перед Президиумом?

— Да, перед Президиумом. Во время обсуждения договора.

Она могла видеть смятение Танианы. Ее просьба была безумием. Девушке вроде нее дать возможность стать на подиум? Позволить ей осквернить высшее законодательное общество города своими капризными, странными и импульсивными фантазиями? Но это было соблазнительным. Угрюмая Нилли Аруилана наконец-то заговорит. В конце концов откроет тайны Гнезда. Изложит ужасающие подробности. И глаза Танианы загорелись. Она в конце концов узнает, что на уме у дочери. Пусть даже перед самим Президиумом.

— Мама, позволь мне. Позволь, позволь, пожалуйста. — И вождь кивнула.

И вот, насколько нереальным это бы ни казалось, она здесь. Возле высокого стола, и на нее устремлены все взгляды. Великое откровение после почти четырех лет молчания. Отважится ли она? Как они отреагируют? Некоторое время она не могла обрести голос. Они ждали. Она чувствовала их нетерпение, их враждебность. Для большинства она была всего лишь чудачкой. Будут ли они смеяться? Будут ли язвить? Она — дочь вождя. Она надеялась, что это остановит их. Но как трудно начать. Убежать? Нет. Нет. Говорить. Начнем представление, Нилли.

В конце концов она тихо заговорила, настолько тихо, что засомневалась, слышат ли ее хотя бы первые ряды.

— Я благодарю вас за эту привилегию. Я стою перед вами, потому что есть вещи, о которых знать необходимо, и только я одна могу рассказать о них, прежде чем вы решите, как отреагировать на послание Королевы.

Ее сердце бешено билось. Язык еле двигался от страха. Она заставляла себя сохранять спокойствие.

— В отличие от любого из вас, — продолжила она, — я действительно жила среди джиков. Вы в курсе. Вы не забыли, что меня взяли в плен. Разумеется, я тоже никогда не смогу забыть об этом. Я узнала их сама — этих, как вы их называете, паразитов, этих отвратительных насекомых, которые, как вы считаете, подлежат только истреблению. Я заявляю: они абсолютно непохожи на глупых противных монстров, которыми вы стараетесь их представить.

— Они приходили, чтобы убить нас, когда мы основали Джиссо, — не выдержал Фа-Кимнибол. — Нас было одиннадцать человек плюс несколько детей. Крошечная пыльная деревенька в сотнях лиг[2] от их территории, не представлявшая никакой угрозы. Но они явились тысячами, чтобы уничтожить нас. И смели бы нас, если бы мы Fie…

— Нет, — спокойно перебила его Нилли Аруилана. — Нет они приходили не для того, чтобы убивать. Разумеется, для нас их визит походил на то — такая армия, гремящая и размахивающая своими копьями. Думаю, что ошибиться может каждый. Это был просто социальный визит.

По залу эхом пронесся хохот.

Нилли Аруилана вцепилась в край трибуны.

— Да, родственник, — хриплым голосом проговорила она, — это была ошибка. Но откуда вы узнали, что они там делали? Есть ли у вас хоть малейшее представление о причинах их поступков? Вы хоть раз заглядывали в их разум?

— Их разум? — презрительно фыркнул Пьют Кжай.

— Да, разум. Их мысли. Их умы. Нет, позвольте мне закончить! Позвольте мне закончить! — Страх прошел. Теперь Нилли Аруилана почувствовала себя уверенно. Все внутри нее загорелось страстью. — Думаю, что вы меня знаете. Вы считаете меня мятежной безбожницей, диким ребенком. Может быть, вы и правы. Разумеется, я чуждалась всяких условностей. Не стану отрицать, что не испытываю никаких чувств ни к Божественной Пятерке, ни к Накабе, ни к Пятому, ни к Первому или каким-либо иным комбинациям слов. Для меня они не представляют ничего, кроме…

— Богохульство! Богохульство!

Она нахмурилась, бросая во все стороны яростные взгляды. Это был ее час, и она не позволит, чтобы они лишили ее этой возможности. «Должно быть, то же самое чувствует Таниана, когда ведет себя величественно и надменно», — подумала Нилли Аруилана.