Новая Зона. Друзья друзей

– Я тоже надеюсь. Разрешите спросить – ему оставили звание?

– Оставили звание, награды, при похоронах оказали все почести.

– Простите, полковник, но мне не понять, – признался Корнеев. – Он же был адским человеком. Взять хотя бы его дочь…

– Его дочь была на похоронах, – сказал Рябов, продолжая смотреть на фотографию Салата. – Успокаивала плачущую мать. И у нее дрожал подбородок. Благодаря тому, что подполковнику сохранили звание, они теперь будут получать хорошую пенсию. С этим ты тоже не согласен?

– Это другое дело, – признал Корнеев. – Так хоть какая-то компенсация.

– Да, – произнес Рябов и вытер красное лицо платком. – Компенсация… Ты все верно подметил, Виктор. Прагматично. Математически. Уверенно. Тонко. Как и всегда.

– Простите, полковник. Какие ко мне претензии?

– Никаких, рядовой Корнеев. Ровным счетом никаких. Когда дембельнешься – выпей за тех, за кого захочешь. Прощай.

Рябов пошел к выходу с кладбища.

Виктор двинулся следом за ним.

– Полковник, – обратился он. – Постойте, полковник…

– Что?

– Вы что, уже уходите?

– Есть вопросы? – Рябов посмотрел Виктору в глаза и наконец-то заметил, что Корнеев тоже иногда моргает.

– Я… – Виктор запнулся.

– Расследование о хищениях оружия зашло в тупик в связи со смертью свидетеля и обвиняемого, сдано в архив, – свирепо прошипел Рябов. – Дело об истязании рядовых офицером закрыто в связи с его кончиной. Дело о дедовщине в части подполковника Васильченко закрыто ввиду его самоубийства. Полигон «Буревестник» закрыт, его персонал уволен. Рядовые Корнеев, Шевченко и Савченко реабилитированы. Черт возьми, смерть Васильченко поставила точку во всем, чем мы занимались! Ты возвращаешься, чтобы выполнить свой гражданский долг обществу. Так какого хрена у тебя ко мне вопросы, рядовой Корнеев?! А?!

– Простите, товарищ полковник, – пробормотал Виктор. – Но…

– Ты думал, мы с тобой посидим за бутылкой водки?! – проревел Рябов. – Старые добрые кореша Пастух и Совун вместе заливают по третьей, закусывают окорочком и, потирая руки, вспоминают о старых добрых деньках? О чем нам с тобой говорить, рядовой?! Мы вместе мочили вьетнамцев в джунглях? Гоняли моджахедов в горах? Обстреливали Берлин из танка? Брали Вашингтон? Прошли огонь и воду, влили в себя полпинты донорской крови из общего пакета? Так вот, ничего этого никогда не случалось, рядовой! Мы всего лишь просрали все операции и начинания, и все это по моей же вине! Все, что я могу для тебя сделать, – это в очередной раз скажу «спасибо» за тот выстрел! И я скажу, если ты того захочешь. Ты хочешь, чтобы я снова это сказал, рядовой?

– Простите. – Виктор явно призвал на помощь все силы, чтобы не потупить взор. – Вы все верно говорите. Мне не стоило начинать этот разговор… Но я все равно имею право спросить.

– О чем?

– К чему вы меня готовили эти восемь месяцев?

Полковник Рябов смотрел на растерянного Корнеева, и впервые за долгое время в его груди начало разгораться злорадное удовлетворение.

«Конечно, – подумал Пастух, – ты хочешь знать, для чего служил полигон. Хочешь знать, к чему тебя готовили. Пытаешься понять, делали ли из тебя шпиона, или смертника, или агента безопасности президента, или космического рейнджера. Или не было ли это все одной большой шуткой, распилом государственного имущества, еще одной попыткой отвлечения аналитика Рябова от реальных угроз стране. Ты умный и эрудированный человек, Виктор Корнеев, и ты придумаешь десятки, сотни причин и объяснений происходящему. Ты будешь не спать ночами, мучить себя бесцельными догадками и тщетно искать почву для своих теорий. И ты останешься вариться в этом навсегда. Потому что в армии не место таким нежным прагматикам, как ты, пытающимся впихнуть человеческую боль в рамки сухих цифр, а строгую субординацию, напротив, профильтровать через непонятные человеческие отношения и не менее абстрактную справедливость. Потому что армия противоречит нормам общественной жизни, однако эта самая общественная жизнь не сможет существовать без армии. И тебе, Виктор Корнеев, в ней не место, сколько бы ты ни наращивал защитную скорлупу. Ты не ястреб, не орел и даже не воробей. Ты всего-навсего Совун, возомнивший себя Буревестником. Крутишь головой на сто восемьдесят градусов, но никогда не сможешь поймать ничего крупнее мыши…»

– Разумеется, – согласился Рябов вслух. – Ты можешь спросить, для чего служил полигон. И я отклоняю твой запрос.

Корнеев несколько раз открыл рот, пытаясь что-то сказать. Вероятно, впервые в жизни он не нашел нужных слов. Полковник Рябов отвернулся от него и пошел, скрывая кривую ухмылку, упиваясь мелочной местью и ненавистью к себе. Впереди был новый день, и у него снова было очень, очень много работы.

10

Московская Зона, второй день

17 марта 2014 г.

14:39

Семь мертвых тел лежали в грязи котлована, окруженного аномалиями. Место, прямо-таки созданное, чтобы здесь умереть.

– Ты говорил, их было девять, – сказал Виктор.

– Так и есть. – Пастух убедился, что Виктор перезарядил оружие, и начал перезаряжать свое. – Где-то еще двое.

– Может, они мертвы…