Новая Зона. Принцип добровольности

Дожидаться самой бури Денис не захотел: встал, аккуратно придвинул стул к столу и ушел, не слушая ни ответов, ни объяснений (если их и собирались озвучить), ни оскорблений (вероятно, кто-нибудь мог на них решиться: научники по-прежнему не жаловали ходоков по Зоне).

Теперь, шагая по длинному коридору с бессчетным количеством дверей, он немного жалел о собственном срыве: всяко проще было бы действовать, если б его и дальше считали несмышленышем, не владеющим информацией и смотрящим в любой научниковский рот, наивно распахнув глаза. Пожалуй, Ворон не просто так навесил на него и поддерживал образ всего лишь подмастерья, вечного ведомого, который никуда не суется и не важен по сути. Тот же Нечаев наверняка считал его найденышем с необыкновенными способностями, сироткой, подобранным на помойке, одомашненным волчонком, прихотью одинокого сталкера. Потому и ненавидел: ненависть очень легко произрастает из зависти и презрения, слитых воедино. Денис походя разрушил все подобные представления, наверняка нажив многочисленные последствия, но иначе попросту не сумел бы: самого себя уважать бы перестал.

– Дэн! – окликнул его Верин, догнал, хотя Денис никак не отреагировал, и приобнял за плечо практически насильно. – Ну, ты чего? Старик просто испугался потерять и тебя, понимаешь?

Наверное, он был прав, но злость так и не улеглась под сердцем: свивала холодные скользкие кольца и шипела разъяренной коброй.

– Вот Нечаев, – Верин чуть ли не зашептал, – мутный цаевский засранец. В отношении него ты однозначно прав. Не удивлюсь, если все произошедшее – его рук дело.

– Мне плевать на него! – Денис попытался сбросить его руку, но не преуспел в этом.

– А зря. Я бы пригляделся. – Верин в кои-то веки говорил серьезно и при этом внешне изображал обычного разгильдяя, протирающего штаны в лаборатории, но всерьез наукой не увлеченного, карьерой не озабоченного и вообще работающего в ИИЗ потому, что Зона и романтика нынче модны и девушкам нравятся.

– Чего мне теперь ждать? – прямо спросил Денис.

– Я всего лишь младший науч, – вздохнул Верин, – но в лаборатории люди несколько откровеннее, чем на заумных советах, летучках и перед светлым ликом начальства. В общем, всю информацию, любые сплетни, экивоки, анекдоты и недовольства (а Нечаева у нас не жалуют, потому обязательно появятся) ты узнаешь. – С этими словами он сунул Денису листок с наскоро написанной электронной почтой и паролем от нее. – Из меня тот еще секретный агент, конечно, но…

– Я понял, спасибо, – шепнул Денис, убирая листок в карман.

– Ворон мне жизнь спас, а теперь эта тварь очкастая его в ловушку заманила, да еще и палки в колеса тебе вставляет: единственному, мать твою, полумутанту, способному взять его след.

Ах, если бы еще Денис чувствовал такую уверенность в собственных способностях. Впрочем, разочаровывать и делиться с добровольным помощником неуверенностью сейчас точно не стоило.

– Я сделаю все возможное, – пообещал Денис.

«И невозможное», – добавил он про себя.

Рука на плече сжалась.

– Готовься к тому, что через КПП тебя пропускать не будут, ну да… не мне тебя учить, вольный клановец, – произнес Верин.

Денис кивнул, хотя втайне надеялся, что доступ в Зону ему все же не перекроют.

– Бывай, и удачи, – пожелал Верин. – А знаешь, эти яйцеголовые умники сильно перетрусили после твоего ухода. В крайнем случае припугни их ультиматумом.

Денис усмехнулся.

– Все, удачи, Дэн. Держи хвост огурцом, а уши – торчком.

Верин оказался прав. Шувалов позвонил этим же вечером. Извинялся, каялся, говорил, что понимает все, и в свою очередь просил понять его.

– Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты наломал дров, – говорил спокойно и сочувственно. От последнего Дениса аж колотило, но Шувалов действительно переживал – иногда умение считывать чужой эмоциональный фон выходило боком, – а потому сорваться и наговорить гадостей казалось совершеннейшим свинством.

Если бы Денис вел себя жестче, то и глава ИИЗ не донимал бы его столь долго: свернул разговор, выдав главную часть информации, и все. Однако ровный тон и интонации приводили к самообману, и Шувалову начинало казаться, будто он сможет переубедить запутавшегося и не знающего, как быть, мальчика. Вот только «мальчик» умер в Москве, так и не став эмиоником.

– Василий Семенович, Москва для меня – дом родной, – попробовал отшутиться Денис.

– А я разве боюсь, будто злобные аномалии тебя покусают? Каждый раз, стоило Игорю уйти в Периметр, я готовился к худшему. Это с тобой он, можно сказать, остепенился, а будучи одиночкой, появлялся из ниоткуда, спрашивал, нет ли задания – вести группы, по большому счету, отказывался, а замеры делал и артефакты приносил, – и затем снова исчезал в никуда: на дни, недели, даже месяцы. То ли в Зоне их проводил, то ли мотался вне ее – неясно, даже через КПП не уследишь. Ты придерживал его последние годы, но ведь и он тебя. Зона коварна, и она не отпускает своих. Уйдешь ведь.