Новая Зона. Синдром Зоны

Тихая, теплая июньская ночь равнодушно приняла в себя вереницу автомашин, которые, гудя моторами, направились по пустынному шоссе. Мы с Хип устроились в кузове грузовика и, опершись спинами на борта, чувствовали, как летит в лицо встречный ветерок, как трещат в покинутых полях коростели и посвистывает перепел. Удивительно мирной, спокойной была эта ночь, украшенная на севере легкой, дымчатой зарей и бледными, редкими звездами. И почему-то навязчиво проскакивала странная мысль, что ехала сотня человек не в бой, а на далекий пикник на берегу реки, на раннюю уловистую зорьку, и в руках тускло блестят не стволы, а удочки, и в сумках вместо патронов и перевязочных пакетов лежат бутерброды. Но сердце уже почувствовало первые порции адреналина, от которого, в помощь летящему навстречу ветру, шумело в ушах и сильнее чувствовался пульс. Большинство сталкеров в кузове угрюмо молчали, только один, странно оживившись, громко рассказывал очередной длинный, несмешной анекдот, нервно потирал взмокшие руки и сам же надрывно, ненатурально смеялся, пихая угрюмого соседа в бок локтем.

В половине четвертого утра машины затормозили у незаметного проселка и полосы леса, еще совсем темного, мрачно-серого в слабом свете занимающейся зари. Посвежело, от недалекой болотины к автомобилям потянулся низкий, слоистый туман, тончайшей пылью пересыпающийся в лучах приглушенных фар. И наверное, только от прохлады выдавал зубами мелкий, дробный перестук молодой парень в шаге от нас, и еще один сталкер, вздрагивая, видимо, от утренней свежести, вдруг сдавленно пробормотал:

– Простите, мужики. Простите, мужики… не могу. Ноги не идут. Простите, мужики, сволочь я, простите…

– Зачем же ты в добровольцы записался, а, Валет? – спокойно поинтересовался Сионист, поправив на плече потертый Steyr AUG. – Оставался бы в лагере. Я нескольким дельным мужикам запретил в поход, чтоб они наш Лазурный охраняли.

– П-прости, атаман… – Сталкер тихо всхлипнул. – Думал, не струшу…

– Думал он, – печально, но и с досадой в голосе буркнул Сионист. – Знал ведь, что не в фантики играть едем. Ладно. Стереги машины, черт с тобой. Вернемся, поговорим еще.

Атаман передвинул автомат на грудь, положил на него руки и уже громче, но не совсем в голос, произнес:

– Так! Добровольцы! Если кто жалеет о своем решении и боится идти, руку вверх и в сторону. Общество, прошу у вас за них – не наказывайте, не выгоняйте и все такое. Понимаю.

Никто не поднял руки, а Валет, опустив голову, пошел к машинам. Кто-то звучно плюнул в его сторону.

– Что, все смелые? Никто не боится?

– Страшно, атаман. Врать не буду, – послышался голос из группы. – Но авось да либо прорвемся. Если что, портки запасные я взял.

Послышался негромкий, нервный смех, и Сионист удовлетворенно кивнул.

– Авангард, вперед редкой цепью вдоль этой дороги, на нее не выходить. Капкан, твой фланг слева, Якут, справа пойдешь. Я с разведкой.

– Атаман, может, останешься? – буркнул Капкан.

– Не переживай, сталкер. Мне не в первый раз. Береги молодежь, дружище, в поселок ни в коем случае не заходи. Якут, выдели человек пятнадцать в засады на выходы и снайперов им добавь.

– Сделаем. – Якут, облаченный в «Кикимору», поправил на плече СВД, махнул своим, и мы вошли в лес.

Авангард шел тихо, умело – я слышал только редкий, слабый шелест влажного от росы малинника и еще более редкие потрескивания лесного сора под осторожной ногой. Сионист приказал остановить машины почти за три километра от поселка, чтобы не выдать отряд шумом моторов, и здесь часовых быть не должно, но осторожность в любом случае не мешала.

Сжав обеими руками удобную, «прикладистую» рукоять «Глока», я, выдерживая дистанцию редкой цепи, двигался вперед, отмечая легкую, бесшумную тень Хип слева, в десяти шагах от меня. Якут, вооруженный маленьким бесшумным ПП, шел в дюжине метров справа, совершенно не тревожа подлесок, – чувствовался серьезный опыт.

Осторожность бандитов мы, впрочем, несколько переоценили. Дисциплина у ребят отсутствовала в принципе.

В полукилометре от поселка я вышел на первый «пост». Один молодчик мирно спал у корней высокой вековой ели, подложив под голову свернутую валиком спортивную сумку. Второй, прислонившись к дереву, что-то увлеченно тыкал на экране большого смартфона. Блатной мотив, несущийся из наушников в тишину утреннего леса, я услышал даже раньше, чем увидел бледный отсвет экрана на сосредоточенном лице. Бандит немного пританцовывал, помахивал головой и даже что-то тихонько подмекивал из слов песни.

Откуда-то издалека, из леса, прилетел металлический чих глушителя, и затем сразу еще два – видимо, кто-то из авангарда набрел на другой «пост». Задерживаться не следовало, и я, аккуратно наведя пистолет на подергивающуюся голову меломана, выжал спуск.

Звук глушителя показался мне очень громким – отчетливый сухой хлопок с легким посвистом пороховых газов. Бандит свалился как подкошенный, не издав ни звука, – только на коре березы осталась заметная, почти черная клякса.