– Мужики, бьем гадину, начинайте! – Я услышал в наушнике голос Сиониста, и вся лесная опушка разом наполнилась грохотом выстрелов, а из невысокого подлеска громко и резко донеслись злые винтовочные хлесты. Загрохотало и из дальнего лесочка, куда ушел отряд Якута, и под перекрестным огнем по заброшенным огородам танцевали фонтаны пыли, лопались и осыпались вниз стекла, отлетали щепки от стен и дверей, раскачивались и дергались оконные шторы. Бандиты залегли и злобно огрызались огнем, отчего я не раз слышал, как по опушке, по листьям и веткам дробно щелкали пули. Кто-то из наших, коротко, страшно вскрикнув, глухо застонал.
– Есть потери. Нулика убили, Честер ранен, отходим, – буркнуло в наушнике.
– Сима тоже готов…
– Босой, у тебя что, с артиллерией уже кранты? – Я снова узнал голос Сиониста.
– Так пять мин всего и было, командир, – как будто виновато ответил низкий голос.
– Не высовываться. Бить из укрытий… – приказал Сионист. – И это… Костоправа ко мне. Я подставился малость, но пока нормально, в сознании. Якут, принимай командование и смотри, чтоб никто не ушел.
Из поселка под перестук автоматных очередей вдруг прилетели два характерных хлеста СВД.
– Твою мать! – кто-то злобно, с отчаянием крикнул в гарнитуру. – Весну, снайпершу нашу, положили, сволочи. Бьет по мне, высунуться не могу.
И снова хлестнуло из поселка.
Перекатившись в молодой, невысокий ельник лесопосадки, я осторожно высунулся и, чувствуя колкий, тошный мороз, разбегающийся по спине от затылка, начал высматривать в оптику Хакера бандитского стрелка. И снова злой щелчок кнута, еще один, кто-то отчаянно рявкнул в рацию: «Санитарка, сюда, бегом», и я наконец заметил тусклый блик в широком чердачном окне двухэтажного кирпичного особняка.
Просветленная оптика позволила хорошо рассмотреть стрелка, смуглого, с густой рыжей бородой, устроившегося за какими-то грязными мешками, и, хоть расстояние показалось великоватым для моего калибра, я взял возвышение и плавно выжал спуск.
Не попал.
Пуля прошла на какой-то сантиметр выше, я даже рассмотрел дрожание завихренного воздуха и большой клок волос, отстриженный с высокой шевелюры. Снайпер моментально переключился на меня и сразу же выстрелил, но, видно, поторопился – и в полушаге от меня поднялся фонтан пыльной лесной земли.
Взяв немного ниже, я снова выжал спуск. Легкая малокалиберная пуля, оставив в воздухе быстро тающий мутный след, легла немного ниже носа бандита, разорвав лопнувшие красным пузырем губы и выйдя из затылка в розоватом облаке. Стрелок, широко открыв кровавый рот, откинулся назад и замер, выронив винтовку.
Откатившись в сторону, я лег на спину, хватая ртом воздух и слушая колотящееся набатом сердце. Руки дрожали, но мне все же удалось переключить переводчик огня на автоматический режим. Снова сменить позицию, быстро, ползком, хорошо, что «Кольчуга» позволяет не чувствовать крепкие корни и камни. И…
В автоматическом режиме «Хеклер и Кох» выпускал короткие, но частые, плотные очереди, однако целей для них осталось немного – бой уже заканчивался, и я, расстреляв целый магазин, кажется, ни в кого не попал. В оптику было видно, как улицы поселка усеяли десятки тел. Отдельные раненые бандиты пытались сесть, приподнимались, но тут же обессиленно падали на кровавую землю. Кто-то медленно перекатывался по дороге, шевелил руками, часто вздрагивал всем телом. Выстрелы в самом поселке почти стихли. Из некоторых домов, пригнувшись, по одному выскакивали бандиты и сломя голову неслись по заброшенным огородам к дальнему лесочку, видимо, не подозревая, что там засел небольшой засадный отряд, выделенный Якутом. Четверо прыгнули в речку и поплыли на тот берег, но вокруг сразу поднялись высокие, стройные столбики брызг, и они, опустив головы в покрасневшую воду, медленно поплыли вниз по течению.
– Пятерня ранен, – послышалось в наушнике. – Срочно сюда врача, иначе долго не протянет.
– Чеглок все… хана пацану… твою же мать…
– Ага-а… бегут, падлы. Якут, прямо на вас, вали тварей.
– Есть, хорошо прилетело козлам! Добивай их, ребята!..
– Ближе подпусти… ага, н-н-на, с-сука…
– Гайка? – разлепив спекшиеся губы, спросил я в гарнитуру. – Отзовись.
– Лунь! – послышался в наушнике бесконечно родной голос.
Эх, стажер… ну, ты даешь. Седой ведь я, Седой, забыла, что ли? Но уже не до того… живая. По фигу, как там кого зовут – голос твой сейчас для меня лучше всего на свете. Главное, что прорвались мы с тобой, стажер. Снова.
– Не ранена, родная? – спросил я, прожав кнопку гарнитуры.
– Нет, я в порядке… а ты как?
– Живой. Целый, – с облегчением выдохнул я. – Учти, Гайка, черта лысого я теперь тебя на такое дело отпущу. В мешок и в чулан, а уж потом попробую прощения попросить, если получится. Зато живая будешь.
– Ага. Одолел один такой. – И громкий, радостный смех в наушнике, и все не кончается он, но Хип, глубоко, с силой вздохнув, все же справилась.
– Гайка, очень прошу, не высовывайся. – И я, снова перекатившись, начал изучать расстрелянный, дымящийся после мин поселок. В одном из домов, громко треща шифером крыши, разгорался пожар.