Новаторы

По предложению коммунистов и комсомольцев началось движение за самоконтрактацию до окончания строительства. Бригада Филиппова законтрактовалась одной из первых.

О ее делах появилась статья в газете «Большевик Кузнецкстроя». Другие бригадиры стали приходить, чтобы посмотреть на организацию труда, научиться, перенять опыт.

Это тоже было необычным. Старые землекопы привыкли, что тайны своего мастерства передавать на сторону не следует. Покажешь секреты — против тебя же и обернется. А теперь оказалось, что заботиться надо не только о своей работе, а и о том, чтобы и другие трудились не хуже.

Однажды Андрея Севастьяновича пригласили в райком партии. Встретил его секретарь райкома Рафаил Мовсесович Хитаров. Познакомились они давно. Рафаил Мовсесович был из тех, кто не любил просиживать в кабинете. Ежедневно, в любую погоду его можно было увидеть на площадке, среди рабочих. Этого подвижного черноволосого мужчину с внимательным взглядом, простого и какого-то своего в обращении любили и уважали все.

Андрею Севастьяновичу рассказывали, что еще совсем юношей он сидел в тюрьме за революционную деятельность, потом вынужден был бежать в Германию. Потом работа в Исполнительном комитете Коммунистического Интернационала Молодежи в Москве и, наконец, Кузнецк-строй. Владел он почти всеми европейскими языками, и Филиппов не раз сам слышал, как Хитаров свободно разговаривал на площадке с иностранными специалистами.

Рафаил Мовсесович усадил Андрея Севастьяновича на стул, сам сел рядом. Улыбнулся.

— Хочу вас поздравить. Из Москвы позвонили, что вы награждены Почетной грамотой ЦИКа. Вручим всенародно.

И заметив растерянность в глазах землекопа, добавил:

— Нечего смущаться. О таких, как вы, не только Москва — вся страна скоро знать будет!

Потом, погасив улыбку, добавил:

— Но я не только об этом. О важном деле посоветоваться с вами хочу. Ходят к вам в бригаду поучиться другие землекопы. Но ведь всех не пошлешь. Их тысячи. А если бы другие стали работать так, как вы, намного лучше пошли бы у нас дела. На днях мы начинаем учебу бригадиров и прорабов по земляным работам. Вот и хочу попросить: подготовьтесь выступить. Хорошо было бы рассказать о том, как людей расставляете, как организуете работу бригады, о ваших приемах на тяжелых грунтах.

Андрей Севастьянович по мере того, как говорил секретарь райкома, все больше бледнел.

Наконец не выдержал.

— Какой из меня лектор, Рафаил Мовсесовпч, — взмолился он. — Я уж лучше десять раз в котловане покажу, чем на словах объяснять!

— Не робей, Андрей Севастьянович, — понимающе сощурился Хитаров. — Что страшно тебе — это хорошо: значит, понимаешь ответственность. А получится у тебя хорошо, наверняка получится.

…Три ночи сидел Андрей Севастьянович над выступлением. Что-то чертил, писал своим каракулистым, неуклюжим почерком, пыхтел.

— Рехнулся, старый, — ворчала, проснувшись ночью, жена.

Андрей Севастьянович только отмахивался. Не клеилось у него дело. Ложился под утро — и тут сон не шел. В растревоженном мозгу бродили мысли, отрывочные фразы, но стройно укладываться они не хотели.

Напряженная работа мысли дала плоды. Лежа без сна, Андрей Севастьянович неожиданно осознал, что смотрит на свою работу как бы со стороны, что нашел то самое главное, о чем нужно будет сказать.

Назавтра в зале, оказавшись против десятков устремленных на него глаз, Андрей Севастьянович сначала растерялся. С минуту с трудом, чуть ли не по слогам пытался читать свои записи. Потом запнулся, махнул рукой, отодвинув в сторону бумажку.

Мысль заработала ясно, как накануне ночью, и, не заботясь о форме, стал говорить просто о продуманном.

— Что вам сказать, товарищи? Попросили меня поделиться опытом. Опыт этот годами возни с землей накоплен. Много у нашего брата приемов есть. Но не в них главное. Главное, я так думаю, по пальцам пересчитать можно: первое — любовь к своей работе нужна, равнодушный с душой работать не сможет; второе — правильно организовать фронт работы, чтоб было где развернуться; третье — хорошо подготовленный инструмент. Лопата и кайла всякие бывают; и четвертое — интенсивность труда.

Андрей Севастьянович сделал секундную паузу и по одобрительному гулу интуитивно понял — слушают. Сразу стало легче. Речь полилась плавно. Будто беседовал с товарищами. Рассказал, как организовано дело в бригаде, как расставляются люди.

Два часа прошли незаметно. Когда кончил, посыпались вопросы. Долго ему хлопали. А у выхода Хитаров крепко пожал руку бригадира и, улыбаясь, сказал:

— Да ты оратор, Андрей Севастьянович, а говорил — не получится!

1931 год вошел в историю Кузнецкстроя как год сооружения основных объектов завода.

Там, где недавно еще зияли лишь глубокие ямы фундаментов, поднялись ввысь ажурные сплетения доменных печей, трубы мартенов, переплеты прокатных цехов.